Тайная жизнь пчел

– Пчеловоды издревле накрывали свои ульи, когда умирал кто-то из семьи, – сказала Августа.

– Откуда это пошло? – спросила я.

– Считалось, что, накрывая ульи, мы не даем пчелам уйти. Видишь ли, когда в семье случалась смерть, им было меньше всего нужно, чтобы их пчелы зароились и улетели. А удержание пчел предположительно гарантировало, что умерший родится снова.

Я вытаращила глаза:

– Правда?!

– Расскажи ей об Аристее, – попросил Зак.

– Ах да, Аристей… Каждый пчеловод должен знать его историю. – Августа улыбнулась заговорщицки, и я поняла, что сейчас услышу вторую часть посвящения пчеловода, если первой частью считать укус. – Аристей первым стал держать пчел. Однажды все его пчелы погибли – это было наказанием от богов за дурное дело, содеянное Аристеем. Боги велели ему в знак раскаяния принести в жертву быка, а потом вернуться к его остову через девять дней и заглянуть внутрь. Ну, Аристей сделал, как ему было велено, а когда вернулся, увидел, что из мертвой туши вылетает рой пчел. Его собственных пчел, возрожденных. Он отнес их домой, посадил в ульи, и после этого люди уверовали, что пчелы обладают властью над смертью. Греческие цари строили себе гробницы в форме ульев по этой самой причине.

Зак сидел, опершись локтями на колени, глядя на пятачок травы, по-прежнему пышной и изумрудно-зеленой после наших плясок под дождевателем.

– Пчела взлетает – душа оживает, – сказал он.

Я непонимающе глянула на него.

– Это старая пословица, – пояснила Августа. – Она означает, что душа человека переродится в следующей жизни, если рядом будут пчелы.

– Это из Библии? – спросила я.

Августа рассмеялась.

– Нет, но давным-давно, когда христиане скрывались от римлян в катакомбах, они выцарапывали на стенах изображения пчел. Чтобы напоминать друг другу, что, умерев, воскреснут.

Я сунула ладони под бедра и выпрямилась, пытаясь представить себе катакомбы, чем бы они ни были.

– Думаешь, завешивая черной тканью ульи, мы поможем Мэй добраться до небес? – спросила я.

– Боже мой, нет, конечно! – покачала головой Августа. – Завешивание ульев – это для нас. Я делаю это, чтобы напомнить нам, что жизнь уступает дорогу смерти, а затем смерть поворачивает вспять и уступает дорогу жизни.

Я откинулась на спинку стула, глядя в небо: такое оно бесконечное и так хорошо монтируется с этим миром, прямо как крышка с ульем. Больше всего на свете мне стало жаль, что мы не сможем похоронить Мэй в гробнице в форме улья. Что я сама не могу лечь в такую гробницу и переродиться.

Явились «дочери Марии», нагруженные едой. Когда я видела их в последний раз, у Куини и ее дочери Вайолет были самые маленькие шляпки в группе, а на этот раз они пришли вообще без шляпок. Думаю, это потому что Куини терпеть не могла прятать белизну своих волос, которой страшно гордилась, а Вайолет, которой было по меньшей мере лет сорок, не могла заставить себя носить шляпку, если ее не надевала мать. Если бы Куини пошла на кухню и сунула голову в духовку, Вайолет поступила бы так же.

Люнелла, Мейбели, Кресси и Душечка были в черных шляпах, не таких броских, как прежние; только Люнелла отличилась красной вуалькой и красным же пером. Они сняли шляпы и разложили их на пианино, как только вошли. Так и подмывало спросить: И какой смысл было их надевать?

Они тут же взялись за дело, нарезая окорок, раскладывая жареных кур, посыпая паприкой фаршированные яйца. Мы выставили на стол зеленые бобы, репу, макароны с сыром, карамельный торт – всевозможные блюда для поминок. Ели стоя на кухне, держа в руках бумажные тарелки, переговариваясь о том, как бы все это понравилось Мэй.

Наевшись до сонливости, мы пошли в «залу» сидеть с Мэй. «Дочери Марии» передавали по кругу деревянную миску с едой, которую они называли «манной». Это была подсоленная смесь семян подсолнечника, кунжута, тыквы и гранатовых зернышек, сбрызнутая медом и запеченная до готовности. Ее ели щепотками, приговаривая, что им и в голову не пришло бы сидеть с умершими и не есть при этом семечки. Семечки не дают живым впадать в отчаяние, так они объяснили.

Мейбели сказала:

– Она так хорошо выглядит. Правда же, хорошо ведь выглядит?

Куини фыркнула:

– Раз она такая красотка, может быть, выставим ее на витрину похоронной конторы, туда, где подъездное окно?

– Ой, Куини! – ахнула Мейбели.

Кресси обратила внимание, что мы с Розалин ничего не понимаем, и снизошла до объяснения:

– В городской похоронной конторе есть подъездное окно. Раньше в этом здании был банк.

– А теперь они выставляют открытые гробы прямо в подъездное окно, к которому мы раньше подъезжали, чтобы, не выходя из машины, обналичивать чеки, – подхватила Куини. – Можно проехать рядом и отдать дань уважения прямо на ходу. Они даже выкладывают книгу для записи гостей в ящичек, чтобы люди ставили подписи.

– Да вы шутите, – не поверила Розалин.

– А вот и нет, – ответила Куини. – Мы говорим серьезно.