Тайная жизнь пчел

Когда мы закончили есть, Августа выставила на стол из холодильника четыре бутылки ледяной кока-колы с четырьмя маленькими пакетиками соленого арахиса. Мы сидели и смотрели, как она снимает с бутылок крышечки.

– А это еще что такое? – удивилась Джун.

– Это наш любимый десерт, мой и Лили, – пояснила Августа, улыбаясь мне. – Нам нравится сыпать арахис прямо в бутылку, но ты можешь есть его отдельно, если хочешь.

– Наверное, я лучше буду отдельно, – проворчала Джун, закатив глаза.

– Я хотела приготовить коблер, – обратилась к ней Розалин, – но Августа сказала, что сегодня будет кола с орешками. – И это «кола с орешками» из ее уст прозвучало как «сопли с козявками».

Августа рассмеялась:

– Ничего-то они не понимают в деликатесах, верно, Лили?

– Верно, мэм, – ответила я, встряхивая арахис в своей бутылке, из-за чего кола вспенилась, а потом орешки всплыли в коричневой жидкости.

Я прихлебывала и жевала, наслаждаясь ощущением одновременно сладости и солености во рту, глядя в окно, где птицы возвращались в гнезда, а луна только-только начинала струить свет на равнины Южной Каролины, островка земли, где мне было так уютно с тремя женщинами, чьи лица озаряло сияние свечи.

Допив колу, мы перешли в «залу», чтобы вместе читать «Радуйся, Мария» – впервые после смерти Мэй.

Я опустилась на коврик рядом с Джун, а Розалин, как обычно, устроилась в качалке. Августа встала возле Мадонны и сложила предсмертную записку Мэй так, что она стала напоминать маленький бумажный самолетик. Она вставила его в глубокую трещину на боковой поверхности шеи Мадонны. Потом похлопала черную Марию по плечу и испустила долгий вздох, от которого лишенная воздуха комната словно снова ожила. И сказала:

– Что ж, вот и все.

Я ночевала в розовом доме вместе с Розалин со дня смерти Мэй, но когда мы тем вечером стали подниматься по лестнице, я, повинуясь внезапному желанию, сказала:

– Знаешь что? Наверное, я переберусь обратно в медовый дом.

Я вдруг поняла, что скучаю по собственной отдельной комнате.

Розалин уперла руки в боки:

– Господь милосердный, ты устроила такую бучу из-за того, что я переехала сюда и бросила тебя, а теперь сама хочешь меня бросить?!

На самом деле Розалин была совершенно не против моего желания перебраться в медовый дом; она просто не могла упустить шанс подпортить мне малину.

– Так и быть, помогу тебе перенести вещи, – сказала она.

– Ты имеешь в виду – сейчас?

– Не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня, – наставительно сказала она мне.

Полагаю, ей тоже хотелось иметь собственную комнату.

После того как Розалин ушла, я оглядела свой прежний закуток в медовом доме. Как там было тихо! Я могла думать только об одном – о том, что завтра правда выплывет наружу и все изменится.

Я вынула из вещмешка фотографию матери и Черную Мадонну, готовясь показать их Августе, сунула под подушку. Но когда я выключила свет, моя узкая твердая постель заполнилась страхом. Он нашептывал мне обо всех вариантах, в которых моя жизнь могла пойти наперекосяк. Он отправлял меня в тюрьму для девочек-подростков во Флоридских топях. Почему он выбрал именно Флоридские топи, не знаю, вот только я всегда думала, что худшей тюрьмы на свете не существует. Представьте себе всех этих аллигаторов и змей, не говоря уже о жаре еще более сильной, чем у нас здесь, а ведь известно, что на тротуарах Южной Каролины можно поджаривать не только яичницу, но и бекон с колбасой. Я не могла вообразить, как во Флориде вообще можно дышать. Я бы там рухнула замертво от удушья и больше никогда не увиделась с Августой.

Страх не отпускал меня всю ночь. Я отдала бы что угодно, только бы вернуться в комнату Мэй и слушать храп Розалин.

Следующим утром я заспалась, что и неудивительно, учитывая, что всю ночь только дремала вполглаза, к тому же уже несколько обленилась, поскольку отсутствие работы в медовом доме не способствовало трудолюбию. Запах свежеиспеченного пирога доплыл из розового дома прямо до моего топчана, ввинтился в ноздри и разбудил меня.

Когда я пришла на кухню, там были Августа, Джун и Розалин, все в муке; они пекли маленькие однослойные тортики размером с медовую булочку. Работая, они пели, подражая группам Supremes, Marvelettes, Crystals, виляя задами под бессмысленный припев «да-ду-рон-рон».

– Что это вы все тут делаете? – спросила я, широко улыбаясь с порога.

Они перестали петь и захихикали, подталкивая и подпихивая друг друга.

– Ой, вы посмотрите, кто проснулся! – насмешливо проговорила Розалин.

На Джун были брючки-велосипедки лавандового цвета с пуговками-маргаритками по бокам – ничего подобного я раньше на ней не видела. Она пояснила:

– Мы печем кексы ко Дню Марии. Ты как раз вовремя, будешь помогать нам. Разве Августа не сказала тебе, что нынче День Марии?

Я скосила глаза на Августу.

– Нет, мэм, не сказала.

Августа, на которой был один из фартуков Мэй, с оборками, сбегающими по плечам, отерла его передом руки и отмахнулась: