Читаем Тайная жизнь пчел полностью

Вначале мы ели. К этому времени я успела усвоить, что для «дочерей Марии» еда – главный приоритет. Когда пир завершился, краснота дня уже полиняла и вокруг нас с удобством расположились сумерки. Охлаждая, окрашивая и смягчая вечер пурпурными и иссиня-черными оттенками. Розалин вынесла блюдо с медовыми кексами и выставила его на один из столов.

Августа жестом пригласила нас встать в кружок вокруг стола. Программа Дня Марии была в самом разгаре.

– Это медовые кексы Марии. Кексы для Царицы Небесной, – заговорила Августа.

Она взяла один из них в руку и, отщипнув кусочек, протянула Мейбели, которая стояла в кругу рядом с ней. И сказала:

– Сие есть плоть Благословенной Матери.

Мейбели закрыла глаза, открыла рот, и Августа положила кусочек кекса ей на язык.

Проглотив подношение, Мейбели сделала то же, что и Августа – отщипнула кусочек и дала его своему соседу по кругу; им оказался Нил. Мейбели, в которой было росту всего ничего, понадобилась бы стремянка, чтобы дотянуться до его губ. Нил присел и широко открыл рот.

– Сие есть плоть Матери, – сказала Мейбели и накормила Нила кусочком кекса.

Я действительно почти ничего не знала о католической церкви, но почему-то была уверена, что папа римский хлопнулся бы в обморок, если бы это увидел. А вот брат Джеральд вряд ли. Он не стал бы тратить время на обмороки, сразу затеял бы приготовления к экзорцизму.

Что до меня, я никогда не видела, чтобы взрослые люди кормили друг друга, и наблюдала за этим процессом с ощущением, что вот-вот разревусь. Не знаю, что в нем так меня растрогало, но по какой-то причине это круговое кормление заставило меня проникнуться к миру более добрыми чувствами.

Судьбе было так угодно, чтобы меня кормила Джун. Открыв рот, закрыв глаза в ожидании плоти Марии, я почувствовала, как шепот Джун коснулся моего уха: «Прости, что я была сурова с тобой, когда ты здесь появилась», – а потом сладость меда растеклась по моему рту.

Я жалела, что рядом со мной стоит не Зак – тогда я могла бы положить кекс ему на язык. Я сказала бы: Надеюсь, это смягчит твое отношение к миру. Надеюсь, это подарит тебе чувство нежности. Вместо этого мне пришлось угощать кексом Кресси, которая съела его с закрытыми глазами.

После того как все мы причастились, Зак с Нилом пошли в «залу» и вернулись оттуда, неся Мадонну в Цепях. Отис шел следом за ними, волоча цепь. Они установили статую на красную тележку. Августа наклонилась ко мне:

– Мы будем разыгрывать историю Мадонны в Цепях. Мы отвезем ее в медовый дом и прикуем там на ночь.

Я подумала: Мадонна проведет эту ночь в медовом доме. Со мной.

Пока Августа медленно везла тележку через двор, Зак и Нил придерживали Мадонну, чтобы не упала. Осмелюсь сказать, цветочная гирлянда, которой была оплетена тележка, здорово ее украсила.

Джун несла виолончель, а «дочери» сопровождали тележку, выстроившись цепочкой, держа в руках горящие свечи. Они пели: «Мария, звезда морская. Мария, луна ярчайшая. Мария, соты медовые».

Мы с Розалин шли в арьергарде, тоже держа свечи, пытаясь подпевать с закрытым ртом, поскольку слов не знали. Я прикрыла ладонью пламя своей свечи, чтобы его не задуло ветром.

У двери медового дома Нил и Зак сняли статую с тележки и внесли внутрь. Душечка толкнула локтем Отиса, и он вошел в дом и помог им установить ее между центрифугой и отстойником для меда.

– Отлично, – сказала Августа. – Теперь начнем последнюю часть нашего богослужения. Давайте становитесь полукругом вокруг Мадонны.

Джун заиграла на виолончели мрачную мелодию, а Августа стала пересказывать историю черной Марии от начала до конца. Когда она добралась до той части, где рабы прикасались к красному сердцу и Мадонна наполняла их бесстрашием и планами побега, Джун заиграла громче.

– Богородица стала такой могущественной, – рассказывала Августа, – что хозяин был вынужден посадить ее под арест, приковать в каретном сарае. Ее повергли наземь и заковали в цепи.

– Благословенная, благословенная Мать, – пробормотала Вайолет.

Нил и Отис взяли цепи и начали обматывать Мадонну. Отис так размахивал ими, что казалось, будет чудом, если он никого не зашибет.

Августа тем временем продолжала рассказ:

– Но каждый раз, когда хозяин приковывал Марию в каретном сарае, она разбивала цепи и возвращалась к своим людям.

Августа помолчала. Обошла круг, заглядывая в лицо каждому из нас, задерживая взгляд, словно никуда не спешила.

Потом заговорила громче:

– Что сковано, будет расковано. Что повергнуто, будет поднято. Таково обетование Госпожи нашей.

– Аминь, – отозвался Отис.

Джун заиграла снова, теперь более радостную мелодию – и слава богу! Я смотрела на Марию, с ног до головы опутанную заржавленными цепями. На улице поперек всего неба сверкнула зарница.

Казалось, все погрузились в медитацию… или что они там делали. Глаза были закрыты у всех, кроме Зака. Он смотрел на меня в упор.

Я снова глянула на бедную Марию в оковах. Мне невыносимо было видеть ее такой.

Перейти на страницу:

Все книги серии Best Book Awards. 100 книг, которые вошли в историю

Барракун. История последнего раба, рассказанная им самим
Барракун. История последнего раба, рассказанная им самим

В XIX веке в барракунах, в помещениях с совершенно нечеловеческими условиями, содержали рабов. Позже так стали называть и самих невольников. Одним из таких был Коссола, но настоящее имя его Куджо Льюис. Его вывезли из Африки на корабле «Клотильда» через пятьдесят лет после введения запрета на трансатлантическую работорговлю.В 1927 году Зора Нил Херстон взяла интервью у восьмидесятишестилетнего Куджо Льюиса. Из миллионов мужчин, женщин и детей, перевезенных из Африки в Америку рабами, Куджо был единственным живым свидетелем мучительной переправы за океан, ужасов работорговли и долгожданного обретения свободы.Куджо вспоминает свой африканский дом и колоритный уклад деревенской жизни, и в каждой фразе звучит яркий, сильный и самобытный голос человека, который родился свободным, а стал известен как последний раб в США.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Зора Нил Херстон

Публицистика

Похожие книги

Белые одежды
Белые одежды

Остросюжетное произведение, основанное на документальном повествовании о противоборстве в советской науке 1940–1950-х годов истинных ученых-генетиков с невежественными конъюнктурщиками — сторонниками «академика-агронома» Т. Д. Лысенко, уверявшего, что при должном уходе из ржи может вырасти пшеница; о том, как первые в атмосфере полного господства вторых и с неожиданной поддержкой отдельных представителей разных социальных слоев продолжают тайком свои опыты, надев вынужденную личину конформизма и тем самым объяснив феномен тотального лицемерия, «двойного» бытия людей советского социума.За этот роман в 1988 году писатель был удостоен Государственной премии СССР.

Владимир Дмитриевич Дудинцев , Джеймс Брэнч Кейбелл , Дэвид Кудлер

Фантастика / Проза / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Фэнтези