Тайная жизнь пчел

– Полицейский отвез нас в тюрьму, – сказала я и поняла, как странно звучат эти слова даже для моего собственного слуха. Могу представить, что о них подумала Августа.

– В тюрьму? – переспросила она, ссутулившись. Казалось, все кости в ее теле размякли. – Они посадили вас в тюрьму? А в чем обвинили?

– Полицейский сказал, что Розалин напала на тех мужчин. Но я там была, и она только защищалась. Вот и все.

Августа сжала зубы, ее спина выпрямилась и закаменела.

– Как долго вы там пробыли?

– Я недолго. Приехал Ти-Рэй и забрал меня, но Розалин они не хотели отпускать, а потом вернулись те мужчины и избили ее.

– Матерь Божья, – пробормотала Августа.

Эти слова повисли над нами. Я подумала о духе Марии, скрытом во всем. Ее сердце – красная чаша страсти, прячущаяся в самых обыденных вещах. Разве не это говорила Августа? Оно здесь, везде, но скрыто.

– И как ей удалось выбраться?

Надо просто поглубже вдохнуть и сказать…

– Я пришла в больницу, куда ее отвезли, чтобы наложить швы, и… и вывела ее в обход полицейского.

– Матерь Божия, – повторила она. Встала и сделала круг по комнате.

– Я бы не стала этого делать, – продолжала я, – вот только Ти-Рэй сказал, что мужчина, избивший Розалин, был самым что ни на есть жутким ненавистником цветных, и он вполне мог вернуться и убить ее. Я не могла оставить там Розалин.

Это было очень страшно, рассы́пать по всей комнате свои тайны – словно мусоровоз, который поднял кузов и вывалил свое ужасное содержимое на землю, – а ей теперь разбирайся. Но больше всего пугало меня не это. А то, как Августа осела в свое кресло и стала смотреть в окно поверх моей головы, в пустоту, в липкий жаркий воздух, и мысли ее были для меня тайной, и от этого я нервничала.

Меня бросило в жар.

– Я не хочу быть плохой, – сказала я и уставилась на свои руки, сложенные вместе, точно в молитве. – Только, кажется, ничего не могу с этим поделать.

Казалось бы, я уже давно должна была выплакаться до донышка, но вдоль век снова стали копиться слезы.

– Я все делаю не так! Вру все время. Не тебе. Ну, и тебе тоже… но по веским причинам. И ненавижу людей. Не только Ти-Рэя – многих. Девчонок в школе, а ведь они ничего такого не делают, просто игнорируют меня! Ненавижу Уиллифред Марчант, поэтессу из Тибурона, а ведь я ее даже не знаю! Иногда ненавижу Розалин, потому что она меня позорит. А сначала, когда только пришла сюда, ненавидела Джун.

И вот – наводнение безмолвия. Оно поднялось волной; я слышала рев в голове, ливень в ушах.

Посмотри на меня. Снова положи ладонь на мою руку. Скажи что-нибудь.

К этому моменту из носа у меня текло так же, как из глаз. Я шмыгала носом, вытирала щеки, не способная остановить себя, не дать своему рту выплевывать все ужасные вещи, которые я могла сказать о себе. И когда я закончу… если она сможет любить меня после этого, если она сможет сказать: Лили, ты все равно особенный цветочек, посаженный в землю, – тогда, может быть, я смогу смотреть в зеркала в ее «зале» и видеть реку, сверкающую в моих глазах, текущую вопреки всему, что в ней умерло.

– Но это еще так, цветочки, – сказала я.

Вскочила на ноги: мне нужно было куда-то идти, бежать, вот только некуда было. Мы были на острове. На плавучем голубом острове в розовом доме, где я вывалила всю свою подноготную, а потом стала надеяться, что меня не столкнут в море ждать наказания.

– Я…

Августа смотрела на меня. Ждала. Я не знала, смогу ли это сказать.

– Это из-за меня она умерла. Я… я убила ее.

Я всхлипнула и рухнула прямо на ковер, на колени. Я впервые сказала эти слова другому человеку, и звучание их вскрыло мое сердце.

Вероятно, раз или два за всю жизнь человеку случается услышать голос, исходящий из центра вещей, темный шепчущий дух. У него лезвия вместо губ, и он не остановится, пока не поведает тайну, лежащую в основе всего. Стоя на коленях на полу, не в силах унять дрожь, я слышала его явственно. Он говорил: Тебя нельзя любить, Лили Оуэнс. Нельзя любить. Кто мог бы полюбить тебя? Кто во всем этом мире смог бы хоть когда-нибудь полюбить тебя?

Я опустилась еще ниже, на пятки, осознавая, что бормочу эти слова вслух: «Меня нельзя любить». Подняв взгляд, я увидела пылинки, плывущие в свете лампы, Августу, которая стояла и смотрела на меня. Я думала, что она поможет мне встать, но она вместо этого опустилась на колени рядом со мной и убрала волосы с моего лица.

– Ох, Лили, – проговорила она. – Дитя…

– Я нечаянно убила ее, – сказала я, глядя прямо ей в глаза.