Тайная жизнь разведчиков. В окопах холодной войны

О Токийском университете было известно, что он крупнейший в Японии, но, как и большинство учебных заведений государственного финансирования, перебивается «с хлеба на квас» во всех программах научных работ, кроме тех, что велись по заказам частного бизнеса. В химии меня интересовали именно такие исследования.

Профессор познакомил с «Янаги»

Значит, в этом университете — химический факультет. Под предлогом интереса к химическим удобрениям и ядохимикатам — моего традиционного интереса по линии прикрытия, я познакомился с руководителем одной из лабораторий. Там велись исследования по вопросам экологического вреда от использования химических препаратов на почву, растения и человека. Эту проблему я уже знал из «доклада Кеннеди» и достаточно легко нашел общий язык с японским профессором.

Профессор считал, что традиционное расселение японского народа вдоль побережья несет угрозу скоплением людей, что типично для традиций японской нации.

— Ma-сан, восемьдесят пять процентов японцев проживают на территории нашего островного государства менее чем в двадцать процентов. Гористая часть островов и тем более Север вообще слабо освоены населением.

— Профессор, это уже политическая сторона дела. Ведь были же призывы японского правительства осваивать земли на северной части архипелага.

— А традиции? Японец будет жить в трудностях, но по законам своих предков, на своей земле. Мой долг — не констатация фактов отравления окружающей среды химикалиями, а действенная защита от них путем… других химикатов.

— Вы имеете в виду: заменителей?

— Вот именно, заменителей с более низкими показателями по вредности.

— А как же химические «монстры» — «Мицубиси», «Сумитомо», «Мицуи»? Пока они «качают» из японского народа и всей Юго-Восточной Азии гигантские прибыли. Все это за счет химических удобрений нынешнего поколения?

— Меня уже предупреждали, и деньги, которые я получаю от фирм на эти исследования, все более и более приводят меня к мысли, что мои исследования приведут к тому, что уже со мной было.

— А что было, профессор?

— Результаты исследования принадлежат не мне, а фирме, которая положит их под сукно. Ради прибылей.

— Профессор, вам велели молчать о ваших открытиях?

Профессор молчал.

Понятно, японский профессор не мог быть в стороне от новейших достижений в этой области. Я понимал, что японцы от природы любознательны и довели до совершенствования заимствование чужих идей, технологий и технических решений. Правда, придав им собственное, еще более эффектное звучание. Исходил из того факта, что работы в лаборатории ведутся с привлечением американских материалов из других стран. И не ошибся.

Профессор был очень занятым человеком, а я — очень настойчивым. И он, чисто по-японски, вынужден был мне уступить. Так произошло знакомство с одной из лучших моих связей среди японцев, боль от потери которой до сих пор дает о себе знать и не дает мне покоя. Это — совесть: в чем-то и я повинен в его потере. Профессор вывел меня на него, но я не жалел, что внимание мне оказывал не профессор, а его аспирант.

В японском родственном и деловом мире существует иерархия благодарностей, вернее преданностей. В семье — к отцу, брату, дяде. В делах — к покровителю, старшему учителю по жизни. То есть преданность человеку, оказавшемуся полезным на жизненном пути. Такая преданность крепка моральными обязательствами.

Профессор помогал молодому ученому не только знаниями, но и материально. Через «Янаги», так я назвал его в оперативной переписке, профессор создал в среде ученых-химиков мнение, что его лаборатория собирает сведения о вреде синтетических веществ на жизнь человека и окружающую его среду. Вопрос поставлен шире, чем только удобрения и ядохимикаты. И в лабораторию потянулись люди. Те из них, кто дорожил экологическим богатством японской флоры и фауны.

Постепенно Янаги стал одним из ведущих специалистов в звене японского общественного сознания «экология и химия». Это было позднее, а пока Янаги был ассистентом профессора и аспирантом с крошечным заработком.

Более глубокое знакомство с Янаги показало, что он стоит на социал-демократических позициях и интересуется жизнью в моей стране. Я всячески усиливал его интерес ко всему советскому.

Из Центра был получен ответ, что «оперативная связь Янаги может представить интерес, как источник информации».

Янаги увлекался музыкой, в том числе классической. Его коллекция еще только начинала собираться — пока его ограничивали средства.

Пренебрегая правилом, что японцам нельзя дарить подарок, на который он не может ответить аналогичной стоимостью, я приобрел для Янаги набор грампластинок, среди которых были классики русской музыкальной культуры, в частности Римский-Корсаков и Глинка. Соблазн был велик, и Янаги согласился принять подарок. Правда после того, как я оказал на него давление.

Передача Янаги классики была использована для приучения его к неофициальности нашего знакомства: он дорожил своим окружением из числа союзников по работе в сфере «экология — химия».