Тайная жизнь разведчиков. В окопах холодной войны

— Закон? Закон — на стороне сильных и реваншистов из числа японской военщины.

— Я-сан, я могу взять эти материалы для уяснения обстоятельств дела? Это может случиться и в моей стране. Утечка не зависит от того, где применяют цианиды.

— Конечно, но материалы собрали и передали мне конфиденциально мои друзья, Ма-сан, — нажимая на слово «конфиденциально».

Янаги продолжил мысль и сказал, что работает с друзьями над тем, как предать гласности эти факты. Про себя я подумал, что наши желания по дискредитации японских военных совпадают.

В Центре материалы были оценены, и на их основе проведена акция по утечке в японскую прессу сведений, которые общественность Японии довела до логического завершения. Запросы в японский парламент, пикеты у одной из японских фирм, НИИ которой работал над заказом военных и где произошла эта трагедия, демонстрация у военного ведомства Японии.

Акция нашей стороной была проведена столь стремительно, что Янаги не успел поднять на «баррикады» своих друзей. «Не успел?» Нет, не стал делать этого… по моему совету. Мне представляется, что он все понял правильно, еще когда передавал мне материалы, но ни словом или намеком не дал понять, что считает мою страну «виновником» акции протеста в среде японцев.

— Я-сан, вы уже сделали главное — сведения преданы гласности помимо вас. Участие ваших друзей привлечет внимание японской кэмпэйтай — контрразведки. И может быть распутан клубок, ниточка из которого приведет к вам и вашим друзьям.

— Вы думаете, что лучше не показывать причастность либо даже осведомленность об этом деле?

— Даже косвенно, — настаивал я.

В оперативном плане это означало, что Янаги доверился мне и дал право консультировать его в «щепетильных» вопросах. Я недооценил кэмпэйтай. Они все же докопались до Янаги и его друзей. Более того, как я понял из беседы с профессором — учителем Янаги, собрали сведения о характере отношений его со мной.

— Профессор, сенсей, — назвал я старого ученого по высшей степени уважения к его знаниям, то есть — «Учитель», — что-нибудь говорил вам ученик о своих опасениях?

Узнав о трагической гибели Янаги, я чуть было не потерял голову, стремясь узнать подробности и найти зависимость такого исхода от связи со мной. Ho профессор не стремился быть откровенным, однако и того, что он сказал, было достаточно, чтобы понять — Янаги убрали.

— Ma-сан, — говорил профессор, волнуясь и не по-японски не владея своей мимикой и руками, — мне приказали ни с кем не вступать в контакт по этому вопросу и везде говорить, что ученик не погиб, а умер от отравления фруктами.

— Отравление… От отравления? Значит, его отравили?

— … — многозначительно молчал профессор, безучастно и выразительно, как это умеют делать только японцы.

При выходе из здания факультета меня нагнал совсем юный японец, которого я что-то не припоминал.

— Извините, пожалуйста, — по-японски кланяясь, заговорил юноша, — я знаю, вы — друг Я-сан. Я был его помощником. Он не умер, а погиб. Не верьте газетам. Это не несчастный случай, а его убили. Он говорил мне и другим из маленькой секции «экология и химия», что мы мешали фирмам, а главное военным. Его убили, чтобы нас всех запугать.

Студент говорил скороговоркой, видимо заучив английский текст наизусть. Высказавшись, он стремительно исчез.

Как узнала японская контрразведка о нашем неофициальном контакте? Вернее всего, на первом этапе знакомства он все же рассказал о нашем разговоре доверительного характера или о встречах вообще. А уже спецслужба стала делать выводы сама. И еще: кто-то помогал переводить собранные факты о цианидах на английский. Когда я читал те листки, там был почерк не только Янаги, но и еще кое-кого.

К сожалению, гибель Янаги прессой не оспаривалась. Он умер, по их версии, от несчастного случая. Его старый учитель публично давал интервью по этому поводу.

Я чувствовал вину за нашу акцию. Может быть, именно она дала повод японским спецслужбам искать виновного в утечке информации и именно из среды Янаги?! Лет через двадцать, работая в службе активных мероприятий разведки, я поднял из архивов это дело — дело «Цианиды». Тщательное знакомство с подготовкой и проведением акции показывали, что с нашей стороны промашки не было. Более того, кроме крошечной заметки по линии ТАСС, никаких статей по этому поводу в советской прессе не было. Нет, мы не наследили.

Однако в то время в резидентуре ожидали акций японской стороны в отношении меня. Мне нельзя было уезжать, например, в отпуск, ибо это вызвало бы подозрение о причастности к акции и к связи с Янаги. Но все прошло без эксцессов.

Но что толку: Янаги не вернешь. Правота его дела в отношении его народа, видимо, притупили его осторожность, и «сильные мира сего» в Японии нашли способ убрать его. Эти «сильные» понимали, сколь чувствительны японцы в своем восхищении природой, и боялись, что защита природы объединит японцев сильнее, чем профсоюзы и другие общественные организации, часто разобщенные. «Сильные» боялись скромного Янаги.

Знакомство в кинобункере