Тайная жизнь разведчиков. В окопах холодной войны

За несколько месяцев до отъезда из Японии, в кинотеатре «Сибуя» я познакомился с лейтенантом американских военно-воздушных сил, который работал по контракту от нефтяной компании «Шелл» на авиабазе Тачикава. Специализировался он в финансовых делах по горюче-смазочным материалам. Мы оба оказались на просмотре картины Сергея Эйзенштейна «Иван Грозный», весьма популярной в то время в японской столице.

Когда я спустился в «бункер» — кинотеатр, где чаще всего показывали наши, советские картины, то поразился тишине в зале, весьма необычной для японской аудитории. Зал был полон, и молодежь даже сидела на ступеньках.

Я обратил внимание на худенького, небольшого роста европейца, который смотрел фильм, стоя на ступеньках, но прислонившись к стене. На такой фильм мог пойти только любитель, и меня это заинтересовало. Я пристроился рядом и чуть выше.

Когда фильм приближался к концу и люди начали уже расходиться, в глубокой тишине, нарушаемой редкими репликами, я оказался перед молодым европейцем. Таким тандемом мы вышли из «бункера» наверх к мерцающим огням вечернего Токио. Здесь уже без особого труда вступили друг с другом в разговор. Слово за фильм, слово за ночной город, слово за японские обычаи — и мы знакомы.

Когда я узнал, где работает, точнее, служит молодой американец, то уже не хотел выпустить его из своих рук. Весьма боялся того момента, когда он поймет, что я советский. Но переход в этом вопросе его не смутил — русский так русский, понял я его реакцию на весть, что я русский коммерсант.

Эта авиабаза нас особенно интересовала — она была действующей. Для НТР — это и техника, и вооружение, и система обслуживания. Лично для меня — это еще и система снабжения новейшими маслами и топливом.

Но контакт с «Натаном» привел к другой информации, фактически стратегического значения. Мы встретились с ним в конце шестьдесят четвертого года, в последние дни перед американской авантюрой во Вьетнаме. Через Натана я узнал кое-что о подготовке американской авиабазы к войне, точнее — о конкретных сроках ее начала.

Не думаю, что этот лейтенант был единственным источником такой информации для нашей резидентуры и разведки в целом; тут и другие источники, и радиоразведка, и возможности спутниковой разведки. Но и через меня была получена в Центре такая информация.

Несколько раз побывав во Вьетнаме, Натан сообщил о развертывании там новой авиабазы для стратегической бомбардировочной авиации из-под Токио, из Тачикавы. Он сообщил, что военные действия начнутся через несколько часов после появления американских бомбардировщиков над вьетнамской землей.

Из последней поездки во Вьетнам Натан привез мне в подарок деревянный кувшин грубой ручной работы с медными обручами, кольцами и ручкой. А на последней встрече он сказал, что час войны наступил:

— Американские Б-52 вначале полетят бомбить Вьетнам, а затем приземлятся на новых аэродромах в Южном Вьетнаме.

Натан уезжал грустным, этот южанин с европейскими предками в роду. Война не предвещала ему ничего хорошего, он как бы предчувствовал, какой трагедией обернется для его родины — США, эта война. Унижение нации? Проклятия ветеранов вьетнамской бойни?

Война в сознании Натана была не абстрактным понятием. В свои двадцать пять лет он уже знал две истины: война — это большое зло для человека, и после войны ее ветераны никому не нужны.

Отец Натана был участником Второй мировой войны в Европе, в годы которой он летал на фоторазведку, был ранен в ногу и затем выброшен из армии. Позднее его изгнали из школы, где он учил детей географии. Имея еврейские корни, Натан знал, что такое антисемитизм, и не понаслышке, а лично.

Однажды отец не стал раздувать конфликт между ирландским и еврейским мальчишками, отказавшись дать оценку этому «событию» как антисемитской выходке. Отца уволили.

Как я понял, именно трагедия ветерана войны — его отца, еврея, который не хотел быть антисемитом, привела Натана к мысли задать мне вопрос о войне. За считанные часы до начала «похода» Америки против Вьетнама он печально спросил меня:

— Максим, почему ваше правительство не помешает этой войне? Не поднимет общественное мнение мира на ее остановку?

Что я мог ответить искреннему американскому другу, противнику войны? Информация, которую он передавал, была направлена на раскрытие действий американской военщины перед миром. Информация шла в разведку.

А может быть, советской стороне было выгодно, чтобы американцы увязли в такой несправедливой войне? Увязли и стали бы «мальчиками-для-битья» со стороны советской пропаганды на всех форумах мира?

Разведка обладала информацией о начале войны во Вьетнаме, но не она принимала политическое решение и как этими сведениями распорядиться.

* * *

В Москву уезжал я не с пустыми руками. Увозил добрые и оперативные отношения с несколькими японскими бизнесменами и специалистами, с которыми было трудно работать в условиях Токио, но вполне возможно под прикрытием Внешторга с позиции Москвы. Правда, я не знал: попаду ли после возвращения из-за рубежа в тот самый Внешторг?