Нужно отметить, что с того момента, как Врубель в 1880 году стал учиться у Чистякова, он оставил богемную жизнь, практически не пил, усердно работал, но разбитое сердце вновь толкнуло живописца к старым привычкам. Со временем он отказался от религиозной тематики. Образ демона не оставлял мастера, его полотна становились все мрачнее, а поведение эксцентричнее.
Он приехал к Прахову, сказал, что у него умер отец и ему срочно нужно ехать в Харьков. Врубелю выразили соболезнования, собрали денег на дорогу, только вот на следующий день выяснилось, что отец художника жив и здоров. Он лично пришел в дом профессора, потому что разыскивал сына. Тогда и выяснилось, что деньги нужны были Михаилу Александровичу на то, чтобы поехать вслед за английской певицей, которую он недавно встретил в Киеве.
Но совсем скоро отец художника заболел по-настоящему. Михаил Врубель, который уже давно не получал в Киеве официальных контрактов и жил случайными заработками, срочно уехал в Казань к своему родителю, которого не стало в середине мая 1889 года.
Имя Михаила Александровича Врубеля легко могло затеряться в истории, он мог бы продолжить странствовать по провинциальным городам Российской империи и запомниться современникам прежде всего своими пьяными кутежами, а не картинами, но осенью, спустя четыре месяца после смерти отца, художник случайно оказался в Москве. Так начался самый плодотворный период его творчества.
В Первопрестольной живописец не планировал проводить много времени, тем более не очень хотел задерживаться в городе надолго. Летом того года судьба свела его с цирковыми артистами. Художник снова влюбился, на этот раз в наездницу, выступавшую на арене. Как и не раз случалось до этого, счастья в отношениях живописец не нашел, зато встретил в Москве старых друзей и собутыльников, художников Константина Коровина и Валентина Серова, переехал к ним в студию на Долгоруковской улице, и друзья начали работать втроем. Впрочем, их творческое объединение просуществовало недолго.
В декабре 1889 года Коровин познакомил Врубеля с меценатом Саввой Мамонтовым, на которого Михаил Александрович произвел самое хорошее впечатление. Предприниматель заинтересовался педагогическими талантами художника — помог опыт работы в домах Беров и Папмелей, — кроме того, Мамонтов вообще любил поддерживать начинающие таланты, и живописец стал жить в доме мецената на Садово-Спасской улице в Москве.
Конечно, Врубеля и Мамонтова сблизила любовь к театру. Меценату понравилось видение художника, поэтому он все чаще заказывал ему работы.
Будь то костюмы и декорации для опер «Царская невеста», «Сказка о царе Салтане» или проектирование дворового флигеля в городской усадьбе мецената.
Казалось, что такими связями нужно дорожить, ведь с помощью Мамонтова художник мог бы получить деньги, признание, обзавестись новыми знакомствами, но сам живописец не уделял этому большого внимания. Деньги утекали у него сквозь пальцы, что ясно из воспоминаний Коровина, приведенных выше, признание обходило его стороной, а отношения с коллегами не складывались из-за вздорного характера.
Через несколько месяцев после знакомства Мамонтов нашел для Врубеля отличный проект, благодаря которому художник мог бы стать известным. Издатель Петр Кончаловский хотел выпустить в свет на пятидесятилетие со смерти Лермонтова двухтомник его произведений с иллюстрациями лучших художников России. Над оформлением книги работали Репин, Васнецов, Айвазовский, Шишкин. Врубель же на тот момент был почти никому не известен.
Иллюстрации Михаила Александровича подвергались самым большим правкам, а когда книга была издана, критики в пух и прах разнесли его работы. Художника обвиняли в том, что он не сумел прочувствовать стиль поэта, что он создал не картины, а грубые карикатуры. Как к этому отнесся сам Врубель? Очень просто. Живописец принял на вооружение известную цитату Фридриха Шиллера: «
Настоящее творчество, по мнению Михаила Врубеля, не могло понравиться сразу всем. Поэтому, например, он критически относился к работам Ильи Ефимовича Репина, говоря, что большая часть из них является надувательством, попыткой заменить высокие чувства, которые должна вызывать у зрителя картина, дешевыми мелодраматическими эффектами. Как-то за обедом у Мамонтова он прямо в лицо сказал Репину: «