Тайная жизнь шедевров: реальные истории картин и их создателей

«Вчера я ездил в Шах-Мамай, именье Айвазовского, за 25 верст от Феодосии. Именье роскошное, несколько сказочное; такие имения, вероятно, можно видеть в Персии. Сам Айвазовский, бодрый старик лет 75, представляет собой помесь добродушного армяшки с заевшимся архиереем; полон собственного достоинства, руки имеет мягкие и подает их по-генеральски. Недалек, но натура сложная и достойная внимания. В себе одном он совмещает и генерала, и архиерея, и художника, и армянина, и наивного деда, и Отелло. Женат на молодой и очень красивой женщине, которую держит в ежах. Знаком с султанами, шахами и эмирами. Писал вместе с Глинкой „Руслана и Людмилу“. Был приятелем Пушкина, но Пушкина не читал. В своей жизни он не прочел ни одной книги. Когда ему предлагают читать, он говорит: „Зачем мне читать, если у меня есть свои мнения?“ Я у него пробыл целый день и обедал».

Но вот об одной, пожалуй, самой известной картине Айвазовского я хочу рассказать подробнее. Это полотно с изображением кораблекрушения скрывает в себе определенную загадку: оно называется «Девятый вал», но почему? Никакой огромной волны мы не видим.

Иван Айвазовский «Девятый вал»

Петь дифирамбы тому, как мастерски Айвазовский умел изображать морскую стихию, не имеет смысла — это видно и невооруженным взглядом. Куда интереснее выглядят композиционные решения художника. Но до того, как приступить к анализу полотна, необходимо сделать небольшое отступление.

Начнем с того, что такое девятый вал. В XIX веке это был уже давно устоявшийся в художественной культуре образ роковой опасности, бедствия непреодолимой силы, основанный на древних поверьях о том, что во время бури девятая по счету волна является самой сильной и губительной.

Но где эта волна на картине? Да, море штормит, но нельзя сказать, что очень сильно. Айвазовский не раз изображал и куда более сильное буйство стихии. Что-то тут явно не так.

На время оставив картину, снова вернемся к художнику и его семье. Это важно для понимания замысла рассматриваемого произведения. Книг Иван Айвазовский, может, и не читал, но одну знал точно, причем достаточно хорошо. Речь, естественно, идет о Библии.

Семья художника всегда была очень религиозна. Старший брат мастера Габриэл стал архиепископом Армянской апостольской церкви, профессором, преподавателем древних языков, при этом всегда поддерживал с братом очень тесные отношения. Не стоит забывать и тот факт, что картина Ивана Айвазовского «Хаос. Сотворение мира», принесшая ему всемирную славу, купленная самим Папой Римским, тоже была написана на религиозный сюжет. Открываем книгу Бытия и читаем:

«В начале сотворил Бог небо и землю. Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною, и Дух Божий носился над водою. И сказал Бог: да будет свет. И стал свет. И увидел Бог свет, что он хорош, и отделил Бог свет от тьмы».

Именно этот момент, сотворение света, и изобразил на своем полотне художник. Примечательна и еще одна деталь. До появления суши, по Священному Писанию, в мире существовали лишь вода и небо — то, что Айвазовский любил изображать больше всего. В этом контексте «Девятый вал» мастера интереснее всего интерпретировать с точки зрения религиозного сюжета.

Снова вернемся к полотну. Нельзя не обратить внимание на то, что обломок мачты погибшего корабля, на котором спасаются моряки, по форме своей напоминает крест. Свет солнца на полотне не пугает, наоборот, притягивает и дает надежду на то, что потерпевшие кораблекрушение будут спасены. Но откуда тогда возникло название картины? Ведь девятый вал — это уже устоявшийся в культуре символ обреченности, значение которого было отлично известно Айвазовскому.

Когда я смотрю на это полотно кисти Ивана Константиновича, выставленное сегодня в Русском музее в Санкт-Петербурге, мне невольно вспоминается знаменитый диалог про суслика из фильма «ДМБ»:

— Видишь суслика?

— Нет.

— Вот и я не вижу, а он есть!

Самого девятого вала на одноименном полотне художника нет.