ТАЙНОЕ ОБЩЕСТВО ЛЮБИТЕЛЕЙ ПЛОХОЙ ПОГОДЫ (роман, повести и рассказы)

- Ну, уж вам-то грех жаловаться. Всем известно, что Председатель больше никому не доверяет так, как вам, - произнес я с такой нарочитой безучастностью, которая была способна придать сказанному совершенно противоположный смысл.

Оле явно не понравилась моя безучастность, но он приберег это как повод, чтобы высказать свое недовольство чуть позже, через некоторое время.

- Было, было… доверял когда-то. – Взгляд его пронзительно голубых глаз показывал: что было, то прошло.

- А сейчас что же? – тем не менее спросил я.

- А сейчас не доверяет. – Оле заметил, что все это время лишь зря щелкал ножницами, и переложил их в левую руку, чтобы не возникал соблазн совершать эти бессмысленные действия.

- Да почему вы считаете?.. У вас нет для этого никаких оснований, - произнес я так, словно мне больше всего хотелось, чтобы основания все-таки были.

Оле выдержал паузу, чтобы тем самым засвидетельствовать неприязнь к нему, которая, по его мнению, явно слышалась в моих словах.

- Как вы меня не любите! – воскликнул он с самым искренним сожалением, чтобы тотчас забыть об этом и заговорить совсем о другом: - Я считаю так потому, что нас посетил Гость, а мне так и не сообщили об этом. Я даже не говорю о встрече с ним – пускай, раз он такой важный, занятой и так далее, но сообщить-то могли. Все-таки среди приличных людей принято – сообщать-то в таких случаях. Ставить в известность. Кроме того, от меня самым бесстыдным образом скрывают чек. Тот самый чек, о котором все только и твердят. Вот и вы наверняка слышали. И Цезарь Иванович слышал. Мне же его ни разу не показали. И когда я составлял опись нашей зарубежной переписки, то никакого чека там и в помине не было.

- Так, может быть, он и не существует? – спросил Цезарь Иванович и на всякий случай ущипнул себя за щеку, чтобы убедиться в своем собственном существовании. – Может, его и нет вовсе, чека-то? Да и зачем он нужен? Такие общества, как наше, деньги еще никогда не спасали.

- Нет, есть. И Председатель мне в этом однажды сам признался. Признался, что в одном из писем получил… - Оле Андерсон поднял голову, привлеченный назойливым и неприятным жужжаним, и замер, чтобы лишним движением не встревожить кружившую над ним осу, которая иначе могла его ужалить.

- А что если вы его не так поняли?

- Ну, как еще прикажете понимать! – Оле по-прежнему боялся пошевелиться.

- Мало ли… - Я с загадочной неопределенностью пожал плечами. - У Председателя каждое слово можно повернуть по-всякому.

- Да я поворачивал. Поворачивал и так и этак. Все сходится на этом чеке.

- Что ж тогда он не показал?

- Не до-ве-ря-ет. – Оле явно надеялся, что произнесенное по слогам это слово избавит его от необходимости повторять его вновь и вновь. – Хотя при этом изысканно вежлив, мягок, снисходителен:  «Потерпите немного, и вы все увидите».

- Возможно, таково было условие, поставленное теми, кто прислал этот чек? – спросил я, на этот раз опережая Цезаря Ивановича, собиравшегося задать свой вопрос.

- А кто его прислал?! Кто его прислал?! – взвился Оле Андерсон, словно от укуса осы.

- Наверное, кто-то из банкиров, финансовых магнатов – вон их сколько по всей Европе. Хотя нам трудно судить. Мы вас хотели об этом спросить, - сказал я и за себя, и за Цезаря Ивановича, который подтвердил мои слова, слегка кивнув головой.

- Меня спрашивать не надо! Мне не доверяют! Меня не любят! Вы же первый меня не любите! А Цезарь Иванович к тому же и подозревает, - сказал Оле, потирая руки, словно подозрения Цезаря Ивановича доставляли ему явное удовольствие.

Оле отвернулся, предоставляя нам возможность решить, кто первый попытается его опровергнуть. Мы переглянулись с Цезарем Ивановичем, и я дал ему понять, что готов помолчать, пока он будет выяснять свои отношения с Оле.

- В чем я вас могу подозревать? – Цезарь Иванович насупился, словно его уличили в чем-то таком, в чем он и сам знал за собой грешок

- Да уж подозреваете… - Оле предпочитал смотреть куда-то вдаль.

- В чем же? В чем же? – Цезарь Иванович тоже мельком посмотрел туда же.

И тут Оле, словно зачарованный чем-то, открывшемся ему там, вдали почти неслышно произнес:

- А в том, что я шпионю за всеми вами. Так сказать, собираю информацию. И передаю, куда следует. Разве нет? Разве нет?

- Ну, знаете, такие подозрения… - Цезарь Иванович усиленно тер ладонью лоб, словно этот жест помогал ему уяснить, во что оцениваются подобные подозрения.

- А что? А что? Подозрения как подозрения. Бывают и хуже…

- Да уж куда хуже-то!

- Бывают, бывают. Вон Николай Трофимович подозревает меня в том, что я мечтаю устроить на него покушение, чтобы завладеть секретом плесени, предсказывающей перемены погоды.

- Лучше уж тогда похитить моего Барсика, - заметил я, вступая в разговор.

- А что ваш Барсик? – Оле повернулся так, чтобы не столько видеть меня, сколько слышать.

- Непревзойденный специалист по этой части. Зевнет, - значит, жди жару.

- Любопытно. А вы? Вы меня не подозреваете? – Оле по-прежнему меня не видел.

- Нам бы с вами надо было бы кое-что выяснить. Но сейчас не тот случай…

- О вашем отце? – Оле не видел, не видел и вдруг увидел.