Таинства в истории отношений между Востоком и Западом

Церковная общность по своему существу есть общность любви. И супружескую общность можно понять только как составную часть этой общности любви. Литургически это выражается в том, что обрученные, ожидая начала церковного бракосочетания, стоят перед царскими вратами иконостаса: жених обращен к иконе Христа, невеста – к иконе Пресвятой Богородицы (прообраз Церкви). Так они изображают первообраз брака – единство Христа и Церкви [975].

Образ Божественной любви запечатлен, однако, не только в браке, но в неменьшей степени и в освященном Богом состоянии безбрачия – монашестве, которое издревле особо почитается на Востоке . «Если для св. Иоанна Златоуста брак являлся “образом Божественного”, то безбрачие, с его точки зрения, еще более непосредственно является образом Царства Божьего . где “не женятся” и где “пребывают как ангелы” (Мф 22:30). В грядущем веке не будет супружества мужа и жены, не будет сочетания противоположных полов – только полное, всеобщее единство подлинной духовности [976]. Онтологическое состояние монаха в конце его жизни и онтологическое состояние супружеской пары, воссоздающей прежнее, утраченное единство, суть только прообраз этого будущего всеобщего духовного единства мужского и женского начал, ради которого безбрачные всю свою жизнь посвящают служению подлинному братству людей. Это братство, охватывающее весь мир и включающее в себя и мужчин и женщин, супружески восполнит человеческую неполноту. “Супружески” – означает здесь “во взаимности, в единстве всех личных дарований Святого Духа”» [977].

Не будет ошибкой назвать брак и монашество по их мистическому значению дополняющими и восполняющими друг друга. Но, строго говоря, их символизм идет еще дальше, они пронизывают друг друга и опираются друг на друга: мистика супружества – в монашестве, монашеская духовность – в браке. До сего дня на Востоке именно монашество, включенное в церковный организм, продолжает оставаться «высшим моральным авторитетом» Церкви[978], тем более что уже давно укоренился обычай посвящать в епископы только монахов. «Органическое членство и исключительная честь монашества в церкви нашли свое выражение в том, что постриг в монашество и принесение монашеского обета, ставшие со времени Халкидонского собора канонически обязательными, превратились в торжественный литургический обряд церкви»[979].

Так называемый монашеский постриг, который может совершать епископ или иеромонах, включает в себя принесение монашеского обета (целомудрие, нестяжание, послушание), закрепляемого постригом (в форме креста), который является, очевидно, вариацией пострига после миропомазания[980], и наречение нового имени. Затем новопостриженный монах получает свечу, четки и нательный крест и облачается в монашеские одежды[981].

Еще Псевдо-Дионисий Ареопагит считал постриг в монашество пятым из шести таинств[982], а Феодор Студит усматривал в нем даже «очищение всех грехов»[983], что было еще робким заявлением по сравнению с утверждением, что постриг в монашество является «вторым крещением»[984]. Соответствующая формулировка вошла и в самый текст обряда пострига. Во время пострига в великую схиму (μεγαλοσχημία) предстоятель (епископ, архимандрит) говорит монаху: «О таин ственный дар! Сегодня, брат, ты принимаешь второе крещение от преизбытка Божественных даров и очищаешься от грехов своих и становишься сыном света» [985].

Обряд пострига содержит несомненный эпиклесис[986] и завершается, или, по крайней мере, первоначально завершался, участием в святой евхаристии[987]. Восточные богословы сегодня с трудом удерживаются от включения «пострига в монашество» (одинакового в мужских и женских монастырях) в число таинств, хотя раньше, при господстве учения о семи таинствах, сама проблема даже не могла быть поставлена. Справедливо замечает Ф. Хайлер: «Стоит только нарушить укоренившееся западное схоластическое исчисление таинств, как мгновенно постриг в монашество[988] будет на Востоке торжественно объявлен церковным таинством и станет не просто состоянием “метанойи” – индивидуального покаяния и аскезы, связанных по сути только с таинством покаяния [989], – а превратится в разновидность церковного обряда посвящения, близкого к таинству священнического рукоположения» [990].

В этой связи примечательны высказывания А. Н. Муравьева, который причислял постриг в монашество к таинствам потому, что он, «не будучи в числе таинств, служит в некоторых случаях важным дополнением оных, ибо <иночество> принято как приготовление к высшим степеням Иерархии, образует духовное обручение со Христом, и даже, по возвышенности своих обетов, называется у св. отцев вторым крещением » [991].

4. Степени иерархии

«Рукоположение» (в православном мире до сих пор называемое греческим словом «хиротония», означающим поднятие руки при голосовании, что указывает на избрание священника народом) имеет следующую структуру: