Таинства в истории отношений между Востоком и Западом

В православной церкви освящение икон проходит очень торжественно и включает в себя, кроме прочего, эпиклесис и окропление святой водой. В зависимости от типа иконы варьируется и молитва на ее освящение, однако, как и при освящении иконостаса, каждый раз произносится прошение о ниспослании небесного благословения и благодати Всесвятого Духа, чтобы Он «благословил и освятил иконы» и «исполнил их благословением, силой и крепостью», чтобы через них могли происходить такие же чудеса, как с платом Вероники, «для утверждения православной веры и для спасения народа Твоего». Собственно же формула освящения звучит так: «Освящается образ сей (или: икона сия) благодатию Пресвятаго Духа, окроплением воды сея священныя, во имя Отца и Сына и Святого Духа, аминь»[1037].

Для Иоанна Дамаскина икона несомненно исполнена присутствием Святого Духа[1038]. «Икона в известной степени участвует в святости своего первообраза, и через икону мы в наших молитвах участвуем в этой святости»[1039]. В иконе святость получает образ, а святость необходимо понимать как совершенно определенное понятие, которое может быть перенесено на предметы. Православный верующий почитает святой образ, возжигает пред ним свечи, украшает его цветами, потому что в нем – как в таинстве – верующий видит присутствие Божественного[1040].

Икона – этот мост между небом и землей, открывающий внутренние тайны трансцендентной истины, возвещающий об освящении всего мироздания и отображающий всеобщее просвещение, – есть в определенном смысле образная иллюстрация восточного понимания таинств, и она сама как таковая есть пограничный случай таинства!

Экскурс 8. К истории споров об эпиклесисе

Архимандрит Киприан (Керн) , высказывания и труды которого не страдают недостатком искренности и определенности, отмечал: «Добросовестное изучение святоотеческих текстов древности и самих литургических памятников убеждает историка в том, что церковному сознанию всегда было чуждо искание “тайносовершительной” формулы и точного момента преложения Даров. Это позднейшее схоластическое мудрование в древности заменялось верой в освятительную силу всего текста евхаристического канона (анафоры)»[1041].

На самом деле это были два профессора из Сорбонны – Петр Коместор (ум. 1178 г.) и Петр Кантор (ум. 1197 г.), – при типично схоластической постановке вопроса задавшиеся целью определить, в какое именно время совершается освящение святых даров. Они пришли к выводу, что освящение совершается сразу после установительных слов в отношении вина, и это послужило основанием для возникших впоследствии раздоров с богословами Востока.

Поскольку римская месса, в отличие от всех восточных литургий, не знала эпиклесиса о пресуществлении святых даров, для Рима самым простым и естественным было признать установительные слова действительным моментом преложения даров, но тем самым эпиклесис о преложении святых даров в литургиях других обрядов стал камнем преткновения для Римской церкви . Первые высказывания против эпиклесиса относятся к XIV в. Папа Бенедикт XII в 1341 г. при обращении к нему армянского царя Льва V насчитал 117 заблуждений Армянской апостольской церкви, причем в качестве 66-го заблуждения он осудил эпиклесис. По этому же вопросу армянам писали папы Климент VI (1351 г.) и Иннокентий VI (1353 г.).

Но начиная с XIV в. римское учение стало предметом явного осуждения со стороны греческих и русских богословов. Их аргумент состоял в том, что установительные слова не заключают в себе полной тайносовершительной формулы и – поскольку они исключительно повествовательны – не содержат никакой освящающей силы. Единственно истинная формула состоит в эпиклесисе после установительных слов, в которой просят и молят Отца ниспослать Святого Духа, чтобы дары – хлеб и вино – стали святым телом и святой кровью Христа[1042].

До открытых разногласий между латинскими и греческими богословами в вопросе об эпиклесисе дело дошло на Флорентийском соборе – на заседаниях 16 и 20 июня 1439 г. Иоанн Торквемада в двух своих речах пытался доказать, что установительные слова Господа сами по себе являются освящающим началом[1043]. В этом же смысле он пытался трактовать отцов церкви (прежде всего греческих). Митрополит Киевский Исидор после второй речи Иоанна Торквемады ответил коротким, но очень точным изложением православной точки зрения[1044], но Торквемада в своей реплике объявил это изложение не относящимся к православию[1045]. После этого Исидору Киевскому 26 июня 1439 г. пришлось принять латинскую точку зрения – освящение только установительными словами (consecratio solis verbis). В «Декрете об армянах» от 22 ноября 1439 г. римское учение было навязано и армянам[1046].