Афанасьев в своей статье «Таинства и тайнодействия» объясняет: «Таинства не потому таинства, что через них преподается благодать в большей степени, чем в остальных сакраментальных актах и во всех литургических действиях Церкви . Обозначая особенно значительные моменты в жизни верующих, над которыми они совершаются, таинства одновременно, еще в большей степени, обозначают наиболее значительные моменты в жизни самой Церкви, без которых невозможно эмпирическое бытие Церкви. Их сакраментальная значительность проявляется в том, что ниспосланные в них дары Духа явлены всей Церкви. Не дары Духа, преподаваемые в них, а явление в них этих даров через Церковь и в Церкви выделяет их по их значительности из ряда других сакраментальных актов. Их количество зависит не от нас, а от воли Божьей. Их столько, сколько надо для жизни Церкви в историческом бытии. Поэтому наличие некоего определенного числа таинств не есть “миф Тридентского собора” или не совсем миф. Что касается “семи таинств – ни больше, ни меньше”, – то это есть недолжное догматизирование школьного учения. Надо заметить, что такого учения о числе таинств православная Церковь не содержит. Их может быть семь, но их может быть и больше, и меньше»[1108]
.Можно по-разному объяснять историю возникновения и церковный смысл числа семь, но в любом случае фиксация этого числа оказывается камнем преткновения. Хорошим примером здесь служит катехизис еп. Александра (Семенова-Тян-Шанского), где сказано: «Имеют обыкновение фиксировать число таинств семью, но Церковь не ограничивает средства сообщения Божественной благодати каким-то определенным числом. Освящение воды . освящение церкви . антиминса . освящение мира и монашеский постриг совершается обрядами, имеющими сакраментальный характер. Древние отцы церкви видели в них такие же таинства, равным образом – и в чтении Евангелия на литургии . В конце концов простое крестное знамение, особенно когда речь идет о благословении епископа или священника, сообщает Божественную благодать»[1109]
.И прот. Александр Трубников называет сакраментальную семерку «чистой условностью», причисляя к чинопоследованиям с сакраментальным характером великое водоосвящение, коленопреклоненные молитвы на вечерне Пятидесятницы, освящение церкви, монашеский постриг, освящение икон, погребение и помазание на царство[1110]
. Для Трубникова сакраментальный характер этих священнодействий предопределяется тем, что все они равно содержат «эпиклесис, прошение к Богу о ниспослании Святого Духа»[1111].Даже в тех источниках, где различие между таинствами и тайнодействиями проводится по латинскому образцу, как, например, в «Законе Божьем», видно, что в определении понятия тайнодействий (обрядов) не выявлено никаких отличий от понятия таинств. Именно в «Законе Божьем» сказано: «Кроме этих семи таинств, есть еще несколько обрядов, которые называются тайнодействиями, например, освящение воды, пострижение в монахи и другие, в которых тоже призывается благодать Духа Святого»[1112]
. В таких формулировках обряды, тайнодействия (или по крайней мере некоторые из них) ставятся, как и у Булгакова, в один ряд с таинствами, так что на деле им усваивается характеристика «квазитаинств». Число семь сохраняется, но с дополнением в духе древней восточной традиции. Категории западной, т. е. латинской, схоластики налицо, а смысл в них вкладывается совсем другой. Исходя из этого можно безоговорочно согласиться с Мейендорфом, заявившим: «Византийское богословие игнорирует западное различение между таинствами и тайнодействиями, оно никогда официально не ограничивалось определенным числом таинств»[1113].В. Так называемые сакраменталии с восточной точки зрения
Из сказанного выше становится понятно, почему когда православные богословы пытаются дать четкое определение понятию сакраменталий, это оказывается неплодотворным. Прежде всего их запутывает употребляемая ими терминология, поскольку сами термины, взятые из литургической традиции, восходят ко времени, когда «священнодействия» (таинства в широком смысле, μυστήρια
требы [1114]
Все «священнодействия», т. е. чинопоследования литургий, таинств и обрядов, собраны в одной греческой книге – в Евхологии (или Великом сборнике) [1115]
. Из приведенной схемы логически вытекает, что понятие