Таинства в истории отношений между Востоком и Западом

Следует отдавать себе отчет в том, что применительно к таинствам было использовано именно то число, которое издревле наделялось совершенно определенной символикой. Из этого исходил и Жак Дурн в своей попытке раскрыть значение сакраментальной седмерицы: «Книга Бытия открывает нам число семь в качестве характеристики нашего человеческого состояния – временного и ограниченного, которое мы должны привести к совершенству. Апокалипсис, в котором число семь обозначает как Божественное могущество, так и силы зла (и те, и другие называются семью духами) [1128], вскрывает двусмысленность этого состояния, разрешая его, так сказать, “октавой” книги Бытия. В седьмой день – между семью дарами Духа и семью общинами народа Божьего – проходит семисторонняя деятельность вочеловечившегося Слова. Ясно, что речь идет о семи действиях, которые являются прообразом (typus) семи таинств. <…> Рассуждая таким образом, мы видим динамическое число семь (обозначающее власть над творением во всей его совокупности), реализацию пневматологической седмерицы (Дух, творящий все новое), действие которой знаковым образом представлено в res, в таинствах (с евхаристией в центре), что в точности соответствует классическому богословскому положению: таинства суть действия Христа.

Все действие вочеловечившегося Слова (“знамение”) в тварном мире специфицируется в семи σεμεΐα – отдельных знаках, отвечающих нашим способностям и возможностям восприятия и, кроме того, обозначающих вхождение нашего многочастного бытия в божественное единство; действие Христа продолжается в Церкви, существующей как единство поместных церквей (семь церквей Апокалипсиса), в которой собраны вместе все нации; оно продолжается в том освящающем и обновляющем действии, которое присуще семи таинствам. Все допустимые толкования указывают на необходимость числа семь, если воспринимать его как знак единства и рядоположности равно как таинств, так и состояний человеческой жизни, нуждающихся в освящении» [1129].

Согласно Дурну, число семь приобретает еще большую значимость благодаря тому, что имеет «середину» (3 —1 —3), в качестве которой в сакраментальной области выступает евхаристия . «Вокруг евхаристии, таинства постоянного присутствия Христа, Который освящает евхаристическое соединение людей, группируются, с одной стороны, три таинства, которые бесповоротно и навсегда посвящают человека в служение мистическому Телу Христову, причем бросается в глаза, что семи ступеням крещения, находящим свое завершение в миропомазании, соответствуют семь степеней священства, обретающих свою полноту и венец в епископате, с другой стороны – три таинства для определенных состояний человеческого бытия: брака, покаяния и болезни…» [1130]

При таком схематическом делении все же нельзя не заметить, что сакраментальная седмерица охватывает таинства с совершенно различными значениями, что, впрочем, подчеркнул еще Тридентский собор [1131]. В целом сакраментальная седмерица представляет собой образ, сложившийся из частей самого разного вида, которые только с помощью искусственных приемов могут быть объединены и представлены в виде единого числа семь. Поэтому сакраментальную седмерицу можно принять только тогда, когда она будет выражать то, что выражала первоначально: знак универсальности Божественного плана спасения через «священнодействия» [1132]. Однако не следует упускать из виду и то, что попытка систематизации и классификации тайнодействий, отличающая западное схоластическое мышление, отнюдь не решила всех поставленных задач и таит в себе немало проблем.