Таинства в истории отношений между Востоком и Западом

В заключение еще раз укажем на то, что мнимо всеобщее признание христианскими церквами учения о семи таинствах при ближайшем рассмотрении оказывается мифом. Конечно, нельзя спорить с тем, что сакраментальная седмерица под влиянием Запада получила в Новое время частичное распространение и в восточных (дохалкидонских) церквах, но специального исследования требует вопрос, принимают ли они именно те же семь таинств, которые принимаем на Западе мы, или же некоторые таинства у них другие. Стоит поразмышлять над тем фактом, что в восточных церквах часто принято разделение на главные и второстепенные таинства, из которых только за первыми признается сообщение благодати Святого Духа.

Точно установлено, что несториане (Ассирийская церковь Востока) причисляют к таинствам монашеский постриг, освящение алтаря и погребение , выходя тем самым за рамки числа семь. У яковитов (Сиро-Яковитская православная церковь) уже значительное время существует понятие о семи таинствах, но с разделением их на главные и второстепенные. Кроме того, в таинстве священства они различают девять степеней: от певчего до патриарха. Эфиопы считают погребение таинством, выходя за рамки числа семь, а Армянская апостольская церковь, официально признавая семь таинств, на практике не совершает елеосвящение [1137].

Итак, даже краткий обзор показывает, что сакраментальная седмерица не является всеобщим достоянием. И поэтому можно поставить вопрос: не лежит ли в основе такого положения вещей тот факт, что восточные церкви в контексте своей традиции придают меньшее значение символике числа семь?

4. В поворотном пункте развития

Открытие католической церковью восточных традиций

В нашем исследовании мы стремились показать, как в восточных церквах под влиянием латинской схоластики происходило усвоение общего учения о таинствах, которое полностью никогда не вписывалось в восточное понимание таинств и потому в последние сто лет отвергалось многими православными богословами, изучавшими древнее восточное предание. Но это ни в коем случае не означает, что взаимодействие церквей Запада и Востока снова прервалось – напротив, оно сохранилось, и в том большая заслуга экуменического движения. Но создается впечатление, что направление влияния сменилось: Восток стал оказывать богословское влияние на Запад (особенно в области экклезиологии и сакраментологии). Утрата в западном секуляризованном обществе понимания символов привела к тому, что внутри католической церкви у самых различных богословов пробудился интерес к восточной традиции понимания таинств как единого Таинства Иисуса Христа. Еще папа Пий XI в апостольской конституции о реформе высшей церковной школы «Deus scientiarum Dominus» от 24 мая 1931 г. потребовал, чтобы на всех богословских факультетах и во всех высших церковных учебных заведениях читался обязательный курс исповеданий восточных церквей (Quaestiones theologicae ad Orientales maxime spectantes) [1138].

Но по-настоящему поворотным моментом стал II Ватиканский собор, который (в определенной мере под влиянием протестантизма) поднял в латинской церкви авторитет слова, утратившего свое значение[1139], но в то же время уравновесил это возвышение авторитета слова особым вниманием к свойствам таинств, в чем ощущается явный сдвиг в сторону восточных традиций.

Эта, если можно так сказать, «восточная поправка» не в последнюю очередь объясняется влиянием принадлежавших к восточным обрядам отцов собора, которые хотя и составляли всего 4 % от общего числа участников[1140], но играли важную роль в обсуждении различных вопросов. Самый яркий тому пример – это, вне всякого сомнения, престарелый мелькитский патриарх Максим IV (Сайех)[1141]. Кто знает, как плохо принимали католическое духовенство, принадлежащее к восточному обряду, на I Ватиканском соборе , тот может в полной мере оценить, насколько изменилось за прошедшие девяносто лет восприятие католической церковью восточной традиции и насколько чаша весов склонилась в сторону восточного предания[1142]. Это подтверждается и тем фактом, что после II Ватиканского собора католические авторы стали черпать информацию о таинствах напрямую из восточных источников.

Об экклезиологических определениях II Ватиканского собора уже было подробно сказано выше[1143]. Из формулировок отцов собора следует, что основные усилия были направлены на то, чтобы вырваться из прокрустова ложа старых юридических категорий, взамен которых был избран описательный стиль, стоящий ближе к восточному мышлению. Кроме того, пастырская направленность собора выразилась в попытке усилить общецерковное значение сакраменталий (sacramentalia)[1144].