Таинства в истории отношений между Востоком и Западом

Такое, на первый взгляд, непоследовательное и нелогичное употребление понятий обретает свой смысл, только если принять во внимание, что обычное для латинской схоластики строгое различение терминов «таинство» и «священнодейственный обряд» (sacramentum и sacramentale) никогда и не было свойственно восточному сознанию в той же мере, что и западному. Это подтверждают многочисленные высказывания православных богословов об обрядах и священнодействиях .

Трембелас . исходя из того, что термин μυστήριον первоначально употреблялся в более широком смысле, рассуждает: «Итак, прежде чем было прояснено специальное значение этого слова и его употребление в церкви стало всеобщим, “таинствами” назывались в древности и другие церковные обряды. Последние были схожи с таинствами, поскольку те, ради кого они совершались, получали через посредство слов и видимых жестов невидимую благодать. Однако они, в отличие от таинств, не были установлены Богом и не являлись необходимыми для спасения. Они установлены церковью сообразно с врученной ей Господом властью по Его обетованию: “…если двое из вас согласятся на земле просить о всяком деле, то, чего бы ни попросили, будет им от Отца Моего Небесного” [1116]… Вследствие их близости к таинствам новейшие богословы Запада назвали их сакраменталиями (sacramentalia) и разделили на освящения и благословения, относящиеся как к личностям, так и к неодушевленным стихиям и местностям»[1117].

Указав на почтенный возраст некоторых сакраменталий – «многие из этих сакраменталий восходят к первым векам христианства», – Трембелас попытался очертить специфику их воздействия на человека в сопоставлении с таинствами: «Что до сообщаемой в сакраменталиях (греч.: обрядах. – Ред.) благодати , то… она в гораздо меньшей степени, чем в таинствах, действует “в силу совершенного действия” (ex opere operato) на основании Божественного установления таинств или прямой заповеди Божьей. Скорее, благодать действует “в силу совершаемого действия” (ex opere operantis), т. е. благодаря молитвам и действиям Церкви, которыми она освящает определенно и торжественно неодушевленные стихии, местности и предназначенные к священному употреблению материальные вещи, равно как и лиц, призванных на определенные служения или посвящаемых в особые чины людей (например, монашество. – Ред.). Церковь всегда сообщает одушевленным существам благодать, силу и помощь на основании прошения из молитвы Господней: “Да будет воля Твоя…”»[1118].

Мы видим, что Трембелас , несмотря на склонность к латинским схоластическим категориям, не смог четко разграничить таинства и сакраменталии. У Сергия Булгакова эти различия размыты в еще большей мере, причем данное впечатление усиливается при рассмотрении его терминологии, исключающей всякое такое разграничение[1119]. «Наряду с этими семью таинствами, – пишет Булгаков, – Церковь знает в своей благодатной жизни многие освятительные акты и обряды, имеющие силу тайнодействия, sacramentalia, и можно в известном смысле сказать, что таковыми являются все акты в богослужебной жизни. Останавливаться отдельно на этих актах мы не будем. Укажем лишь, что в них и через них в мир, чрез вещество этого мира в различных видах, непрестанно струится благодать Св. Духа, приуготовляющая мир к грядущему преображению, созданию нового неба и новой земли. А также и для человека, в соответствии его личной нужде, подается благодатная помощь чрез молитвенное благословение или священнодействие (напр. монашеское пострижение). Сила святящая и совершительная здесь есть Имя Божие. Благословение и освящение совершается Именем Божиим, и потому оно окружено в Православии особым почитанием, которое соответствует почитанию Имени Божия (священной тетраграммы) в Ветхом Завете»[1120].

В противоположность своему учителю Булгакову Афанасьев, опираясь на собственное определение таинств[1121], пришел к резкому противопоставлению таинств и тайнодействий[1122]: «Тайнодействия (sacramentalia) не могут считаться таинствами, так как дары Духа, испрашиваемые в них, не явлены Церкви через ее свидетельство. Поэтому между тайнодействиями и таинствами всегда имеется граница, которая отделяет одни от других»[1123]. Несмотря на это, Афанасьев на основании своих принципов не смог однозначно сказать, к какому же роду священнодействий следует отнести все таинства. Осталась также некоторая неопределенность в вопросе, является ли елеосвящение только тайнодействием и не является ли великое водоосвящение таинством[1124].