Таинства в истории отношений между Востоком и Западом

Тот факт, что впоследствии некоторые православные богословы, свыкшиеся с причинно-следственной логикой, очень неточно пользовались схоластическим по своей сути понятийным аппаратом, полностью объясняется выводами, сделанными в трудах Шпачила и Жюжи : «Не остается и тени сомнения в том, что выдающиеся восточные богословы считают причинность свойством самой сущности таинств, а учение о таинствах как о причине – важнейшим для любого рассуждения о таинствах»[544]; «…как символические книги Русской православной церкви, так и ее отдельные ученые и богословы в борьбе с протестантами единогласно учат, что таинства являются знаками действенной благодати, содержащими благодать в себе и непосредственно сообщающими ее правильно подготовившим себя верующим, если они совершаются законными служителями»[545].

В качестве примера, что такой подход к таинствам значим и в наши дни, можно привести следующее высказывание П. Н. Трембеласа : «Когда мы говорим, что таинства “заключают в себе" или “содержат" благодать, мы не имеем в виду, что она хранится в них, как жидкость в сосуде, но то, что она действительно заключена в них – как действие в своей органической причине, за единственным исключением таинства евхаристии, в котором совершается реальное претворение употребляемых в ней материальных элементов»[546].

Опираясь на издревле существующую в православии практику совершения таинств над детьми, П. Н. Трембелас заявляет, что дети воспринимают соответствующие дары и благодать не потому, «что они в ведении или вере принимают их, но потому, что не ставят приятию исходящей из этих таинств благодати никакого препятствия. Поэтому таинство действует не “в силу действия совершителя” (ex opere operantis) или действия воспринимающих, а по собственной деятельности, силой, которая в нем присутствует “в силу совершенного действия” (ex opere operato), т. е. через действие самого таинства как инструмента благодати [547] . Но разработанная схоластами позднейшая богословская терминология остается неизвестной богословию Восточной церкви, так что некоторые восточные богословы открыто отвергают эту терминологию, даже не понимая ее» [548].

Лишь некоторые из православных богословов не попали под влияние протестантской критики понятия ex opere operato, ложно приписывающей этому понятию смысл магического или механического воздействия таинств на членов народа Божьего [549]. Потому и предубеждения большинства православных богословов относятся скорее к ложно истолкованной терминологии учения об opus operatum, чем к фактическому ее содержанию. Были и такие богословы, как, например, М. Ф. Ястребов, которые открыто защищали схоластическую теорию. Полностью отмежевываясь от протестантского воззрения «евангельских христиан» (признающих действенность таинства ex opere operantis), Ястребов заявляет: «Так как в таинстве благодать тесно связана с видимым знаком, то, очевидно, вместе с этим знаком она непременно и подается принимающему таинство. Вот мысль, которую констатирует католическая теория ex opere operato – теория, вполне согласная с древнецерковным умопредставлением и в “Послании восточных патриархов” выраженная только другими словами: “таинства необходимо действуют на человека благодатью”» [550].

Ястребов рассматривает и протестантскую критику opus operatum, столь сильно впечатлившую некоторых православных богословов. При разработке этих понятий в XIII в. схоласты ставили целью прежде всего разграничить ветхозаветные сакраментальные обряды (обрезание, посвящение в сан первосвященника, жертвоприношения, благословение и т. п.) и таинства Нового Завета. Схоласты пришли к тому, что ветхозаветные священнодействия не несли в себе благодати (т. е. были символическими действиями, имеющими характер лишь указания и предзнаменования ex opere operantis), тогда как таинства Нового Завета являются не только знаками искупления, но и причиной искупления человека. Поэтому они действуют в силу уже совершенного спасительного действия – ex opere operato. Однако позднее эта теория была сильно огрублена. «С точки зрения позднейших католических богословов, таинство – это проводник или канал, из которого христианин почерпает благодать помимо всякого со своей стороны содействия или сочувствия. <…> К известному внешнему обряду благодать как бы привязана внешним, механическим образом и нисходит на принимающего таинство, как скоро совершается внешний обряд таинства» [551].