Даже если не говорить о том, что в конце XVII – начале XVIII в. центральная Россия испытывала весьма сильное протестантское влияние, но очень скоро сумела его преодолеть [552]
, существовал целый ряд причин, по которым многие православные богословы сочувствовали протестантской критике opus operatum (хотя она имела дело только с карикатурой католического учения). Присущая системе католического учения логика Аристотеля осталась православным богословам чуждой, что отрицательно сказалось и на понимании онтического аспекта таинств. Православные богословы совершенно справедливо не могли допустить истолкования спасительного действия таинств без надлежащего расположения воспринимающего, однако в любом случае они смешивали вопрос о внутренней действительности таинства с вопросом о его действенности и вслед за протестантами отвергали онтический аспект таинств (таинство в себе, in se), рассматриваемый схоластами, настаивая на рассмотрении таинств исключительно в аспекте «таинства для нас» (quo ad nos), что неизбежно привело к недоразумениям [553].И в вопросе о причинности видно, как сильно здесь разошлись представления на Востоке и на Западе. Поэтому латинские и православные богословы в силу различающихся культурно-исторических традиций настаивают на разных способах рассмотрения сущности одних и тех же вещей. В целом можно сказать, что хотя православие (и не только в учении о таинствах) иногда охотно использовало схоластические аргументы в качестве оружия против протестантских воззрений (так же как и протестантские аргументы для предотвращения латинского влияния), западная аргументация перенималась, но полностью никогда не растворялась в православном богословии. Сегодня это еще очевиднее, чем в прежние века, свидетельство чему, например, богословие Павла Евдокимова.
Экскурс 5.
Первообразная или действующая причина? Борьба двух воззрений
Павел Евдокимов (1901 – 1970), один из самых выдающихся богословов русской эмиграции, расхождение между Востоком и Западом в вопросе о благодати и спасении объясняет тем, что восточные богословы употребляли понятие действующей причины (в платоновском смысле) там, где западные авторы толковали его в рамках категорий Аристотеля, и потому видели в ней «первообразную причину
», т. е. причину, образцовую для прочих причин, la causalite formelle[554]. Западный и восточный подходы, по Евдокимову, различаются в следующем. «На Западе перед нами скорее этическая и морализующая антропология, сосредоточенная на сверхъестественных заслугах искупления, завоевании мира христианством и блаженном созерцании Бога; на Востоке сильно онтологизированная антропология , в центре которой стоят просвещение и преображение человека в обоженное существо посредством “причащения Божескому естеству” (2 Пет 1:4). На Западе акцент был сделан на способности человека в совершении и принятии таинства действовать по образу (modus) Божьему, на Востоке же акцент сделан на новое творение и на его соответствующее образу Божьему существование (экзистенцию)» [555].Исходным пунктом восточной антропологии является сотворение человека по образу и подобию Божьему (Быт 1:27). «Всякое сотворенное бытие появляется как причащающееся Божественного бытия и в качестве Его подобия, чтобы соответствовать идее Бога о человеке»[556]
. Это единство образа и подобия, разрушенное грехом, было воссоздано Христом. (Не «сатисфакция» – как удовлетворение, умиротворение Творца, но воссоздание первоначального состояния стоит здесь на первом плане.)«Бытие по образу Божьему», как свидетельствует святоотеческое предание, означает объективное
основание бытия, не затронутое грехом, но затемненное и бездейственное в результате греха – по той причине, что образ может проявляться только в субъективном подобии. Разрыв с подобием разрушил «подобность» образа Богу, хотя образ как таковой остался[557]. Только совершенный Христом подвиг спасения вернул затемненному образу его способность быть просвещенным Самим Богом[558].Освящающая сила Духа, т. е. благодать,
делает плоды спасенияХристова доступными для человека. «Творение по образу Божьему предназначает и предрасполагает человеческую природу к единению с Богом через причастие Ему и раскрывает ее для принятия сокровенных тайн благодатной жизни. Согласие воли Бога и воли человека является основанием этого события, сохраняющим человеческую свободу. Свобода сама изначально нуждается в благодати и находит в ней свое собственное содержание, свое что, а благодать предполагает свободу, которая есть как»[559].