Таинства в истории отношений между Востоком и Западом

В православной среде учение о «неизгладимой печати» вызывает самое разное отношение. Хотя греческие отцы церкви IV в. признавали существование «духовной печати» (σφραγίς) в крещении, миропомазании и хиротонии, впоследствии это понятие совсем вышло из употребления и получило актуальность в богословии только тогда, когда на Восток проникло западное учение о «неизгладимой печати». Но поначалу отзвук этого учения на Востоке был очень слабым, очевидно, потому, что существовавшую тогда практику повторения в определенных случаях этих трех таинств оказалось трудно согласовать с «неизгладимым» знаком.

Архиепископ Иероним (Коцонис) пишет: «Позиция православного богословия в этом вопросе далека от того, чтобы быть единой. Понятие “неизгладимой печати” не имеет эквивалента у греческих отцов. В вероисповеданиях его можно найти только у Досифея Иерусалимского, пример которого увлек за собой многих богословов[599]. Три других “вероисповедания” не знают этого понятия. Современные богословы склоняются скорее к его отрицанию»[600].

Это высказывание все-таки нуждается в уточнении, в особенности потому, что понятие σφραγίς у целого ряда восточных отцов церкви как раз может быть понято как соответствие «неизгладимой печати»[601]. В латинском оригинале «Православного исповедания» Петра (Могилы), как и в его «Требнике» 1646 г., выражение «неизгладимый характер» (character indelebilis) употребляется применительно к крещению, миропомазанию и рукоположению. Причем Петр (Могила) в своей практике исключил повторное миропомазание возвращающихся отступников, в отличие от восточных церквей, уже давно практиковавших повторное совершение этого таинства[602]. Показательно, что Мелетий Сириг в официально признанной греческой редакции сочинения Петра (Могилы) вычеркнул выражение «неизгладимый характер» и вставил в ответе на 105-й вопрос следующее утверждение: «Сие таинство не повторяется, разве для тех, которые, отвергнувшись имени Христова, опять обращаются»[603]. Скорректировав учение исходя из существующей практики, Мелетий ценой искажения позиции Петра (Могилы) исключил на некоторое время всякие споры по этому вопросу.

Тем более удивительно и даже непонятно то, что патриарх Иерусалимский Досифей II (Нотара) дословно перенес католическое учение в свое «Исповедание». Правда, он прямо признает «неизгладимую печать» и обусловленный ею запрет на повторное совершение таинства лишь за крещением и хиротонией, в то время как вопрос о миропомазании обходит молчанием и тем самым оставляет проблему нерешенной. Однако Досифей, говоря об отступниках, требует для них при возвращении не повторного миропомазания, а таинства покаяния в качестве знака их воцерковления: «Крещение, как и рукоположение, сообщает несмываемый знак. Поэтому невозможно, чтобы человек был дважды рукоположен, равно как и невозможно уже крещеного крестить еще раз, даже если он и погряз во грехах и отрекся от своей веры. Если он захочет вернуться к Богу, то через таинство покаяния он вновь получит то, что потерял, – усыновление Богу»[604].

Даже в этой умеренной формулировке учение о «неизгладимой печати» находится в противоречии со старым повсеместно распространенным в православии воззрением, что таинства у раскольников и еретиков (по акривии) недействительны, с вытекающей отсюда практикой их повторения, хотя возможны и отдельные исключения (по икономии). Это доказывает, что всякий раз, когда традиционная церковная практика православия не согласовывалась с перенятыми схоластическими учениями, верх одерживала практика. Так, к примеру, митрополит Филарет (Дроздов)[605] решительно выступал за церковную практику, когда, издавая по решению Святейшего правительствующего синода Русской церкви «Исповедание Досифея» (русский перевод – в 1833 г., греческую версию – в 1840 г.), он велел вычеркнуть указание на получаемую в священстве неизгладимую печать (слова ώσπερ και η ίερωσχινη), что косвенным образом подготовило решение Святейшего правительствующего синода от 1868 г. об утрате благодати у низложенного или низвергнутого духовенства[606].

В настоящее время также наблюдаются определенные колебания православных богословов в отношении учения о «неизгладимой печати», что, в сущности говоря, можно вполне уверенно объяснить разрывом между учением и практикой, предусматривающей (в разных церквах по-разному) повторное крещение, миропомазание и рукоположение раскольников и еретиков[607].