Таинства в истории отношений между Востоком и Западом

«Почему же отвергнуты эти соборы , не представляющие никаких наружных отличий от соборов вселенских? Потому единственно, что их решения не были признаны за голос Церкви “всем церковным народом”, тем народом и в той среде, где в вопросах веры нет различия между грамотеем и невеждою, церковником и мирянином, мужчиною и женщиною, государем и подданным, господином и рабом; где, когда это нужно, по усмотрению Божию, отрок получает дар видения, младенцу дается слово премудрости, безграмотный пастух обличает и опровергает ересь своего ученого епископа, дабы все были едино[647] в свободном единстве живой веры, которое есть проявление Духа Божия. Таков догмат, лежащий в основе самой идеи Собора»[648].

Непогрешимость, согласно Хомякову, по самой сущности этого понятия связана со святостью, которая подобает только одухотворенному, благодатному Телу Христову в его цельности общения святых. «Церковь живет даже на земле не земною, человеческою жизнью, но жизнью божественною и благодатною. <…> Видимое ее проявление содержится в таинствах; внутренняя же жизнь ее в дарах Духа Святого в вере, надежде и любви»[649]. «Внешнее единство есть единство, проявленное в общении таинств; внутреннее же единство есть единство духа»[650].

Проявленное в общении таинств внешнее единство есть для Хомякова не что иное, как зримое выявление внутреннего единства Церкви. Здесь речь идет не о двух различных, оторванных друг от друга реальностях, как может показаться на первый взгляд, – ибо Церковь едина[651]. Познание единства Церкви возможно только через благодатный дар веры [652].

«Верою же знает христианин и то, что Церковь земная, хоть и невидима, всегда облечена в видимый образ; что не было, не могло быть и не будет того времени, в которое исказились бы таинства, иссякла святость, испортилось учение; и что тот не христианин, кто не может сказать: где от самого времени апостольского совершились и совершаются святые таинства, где хранилось и хранится учение, где воссылались и воссылаются молитвы к престолу благодати?» [653]

«Веруя в слово обетования Божиего, назвавшего всех последователей Христова учения друзьями Христа и братьями Его и в Нем усыновленными Богу, Святая Церковь исповедует пути, которыми угодно Богу приводить падшее и мертвое человечество к воссоединению в духе благодати и жизни. Посему, помянув пророков , представителей века ветхозаветного, она исповедует таинства, чрез которые в новозаветной Церкви Бог ниспосылает людям благодать Свою, и преимущественно исповедует она таинство крещения во очищение грехов, как содержащее в себе начало всех других: ибо через крещение только вступает человек в единство Церкви, хранящей все остальные таинства»[654].

Исходя из такого понимания церкви , в отличие от Николая Афанасьева , поставившего в центр евхаристическое собрание, Хомяков объявил важнейшим таинством крещение. Крещение обязательно для вхождения в Церковь: «В крещении одном изъявляет человек свое согласие на искупляющее действие благодати , Посему в едином только крещении он и спасается»[655].

Для Хомякова существенными составляющими таинств являются вера, надежда и любовь, так же как и совершение таинств всей церковью. То, что Хомяков сказал о евхаристии, определяя ее как таинство «в Церкви и для Церкви, а не для внешнего мира»[656], относится и к другим таинствам. «Но седмь таинств совершаются действительно не одним каким-нибудь лицом, достойным милости Божией, но всею Церковью в одном лице, хотя и недостойном»[657]. Именно такой упор на взаимосвязь между Церковью и таинствами нашел отклик у современных русских православных богословов.

Также и в рассуждении о седмеричности таинств Хомяков немало сделал для дальнейшего развития богословия. Он, в согласии с древним восточным преданием, не ограничивал число таинств семью. Он никоим образом не оспаривал существование семи известных таинств, но их число не имеет для него самодовлеющего значения. «Много есть и других таинств; ибо всякое дело, совершаемое в вере, любви и надежде, внушается человеку духом Божиим и призывает невидимую Божию благодать»[658].

Хомяков подчеркивал, что спасение человека может произойти только благодаря общине христиан. Человек один падает, а спасен может быть только в общности с Церковью. Речь идет здесь не о вере, надежде и любви, спасающих человека, а о предмете самой веры. «Веруешь ли во Христа – Христом спасаешься в вере; веруешь ли в Церковь – Церковью спасаешься; веруешь ли в таинства Христовы – ими спасаешься: ибо Христос Бог наш, в Церкви и в таинствах»[659]. Высшая всеобъемлющая цель всего – единение с Богом.