Таинства в истории отношений между Востоком и Западом

И действительно, такая характеристика православного учения о таинствах в целом совершенно справедлива. Замечателен и образ заимствованного у католичества и протестантизма «оружия», ибо, в сущности говоря, все перенятые из западных вероисповеданий и подкрепленные логикой Аристотеля аргументы так и остались чужеродным телом в восточном, тяготеющем к платонизму, мышлении. Поэтому пересмотр своей, восточной традиции неизбежно привел к выдвижению на первый план собственной исконной логики мышления, что необходимо должно было завершиться отторжением чужеродного тела Аристотелевых категорий [676]. Высказывания Остроумова представляют собой весьма красноречивый пример такого отторжения.

Б. Отход от схоластики через возвращение к патристике

Первый православный богословский конгресс, прошедший в 1936 г. в Афинах, значительное внимание уделил проблемам экклезиологии и показал, что славянофильское понимание Церкви уже было широко воспринято не только в среде русских православных богословов. Некоторые участники конгресса считали, что в основе расхождений между православной церковью и западными вероисповеданиями (как католиками, так и протестантами) лежат не столько догматические вопросы, сколько различие путей к пониманию и определению истинной природы Церкви [677].

Характерно, что на этом конгрессе не только была воспроизведена «соборная экклезиология» Хомякова, но и одновременно был провозглашен возврат к собственным истокам, прежде всего к отцам церкви. Георгий Флоровский (1893—1979) обвинил официальное православное богословие в утрате понимания наследия святых отцов и потребовал вместо собирания цитат, вырванных из контекста, возрождения того духовного контекста, в котором развивалась мысль отцов церкви.

При этом Флоровский исходил из посылки, что святые отцы развили новую, отличную от Платона и Аристотеля, христианскую философию. Эта христианская философия , раскрывшая самый дух Церкви, имеет эллинистическую окраску и структуру именно потому, что эллинизм стал значимой частью христианского бытия. По мнению Флоровского, в том и заключается задача теперешнего поколения, чтобы узнать и воспринять духовные сокровища эллинистического мира, ибо в той мере, в какой мы становимся греками, мы становимся кафолическими и православными[678].

По утверждению Флоровского , Церковь по своей сущности и по своей задаче эсхатологична. Как Христос есть новый Адам (т. е. родоначальник нового человечества), так и Церковь есть общность нового человечества. Задача Церкви – продолжать дело Христа, которое представляет собой «начаток» полного обновления всего творения. Миссия Церкви – миссия Откровения, потому что она открывает видение грядущей действительности. В своей миссии Откровения Церковь уже «здесь и сейчас» предощущает грядущее величие Божественного присутствия[679].

Динамическое пребывание Церкви в мире не только свидетельствует о грядущей жизни – оно таинственным образом приближает нас к этой жизни, преображая мирского человека в святого Божьего. Созидая общность любви, Церковь прежде всего свидетельствует о преображающем мир присутствии Христа во вселенной. Миссия Церкви в мире остается неизменной: мир во все эпохи, во всех поколениях нуждается в этой миссии – в благой вести о том, что Бог именно здесь и сейчас любит и спасает нас в Иисусе Христе[680].

Флоровский отверг определение церкви как общества с какой-то видимой и законченной структурой, с иерархической лестницей от простых верующих к высшим ступеням иерархии. Церковь для него не просто внешний авторитет, а живая традиция, в которой благодать Бога пронизывает как горизонталь человеческих отношений, так и вертикаль духовной жизни постоянным присутствием Святого Духа, просвещающего Божественным светом Тело Христово. Народ Божий и его руководители обязаны не только хранить животворящее слово Божье, но и нести в мир постоянно обновляющееся в нем откровение.

Флоровский решительно не принимал истолкование православной традиции, которое нашло свое выражение в символических книгах. Он верно отметил наличный разрыв между практическим христианским благочестием и спекулятивным богословием. Этот глубочайший разрыв, по его совершенно справедливому замечанию, произошел в результате сковывающего влияния западной схоластики на православное богословие. Призыв Флоровского вернуться к истокам христианского мышления и к миросозерцанию ранних отцов христианской церкви следует понимать как попытку вновь соединить друг с другом практическую веру и богословие[681].