Даже из этих нескольких примеров видно, что II Ватиканский собор исключительным образом способствовал возвращению к тому понятию Церкви, которое несколькими годами ранее было сформулировано православными богословами. Возвращение к общим или схожим источникам святоотеческой традиции неизбежно сблизило в определенной степени Восток и Запад в их учении о церкви, что привело к оживлению экуменического диалога[830]
.Однако осталось и существенное различие, которое Лукас Фишер кратко сформулировал еще в 1966 г.: «Позиция православных церквей на первый взгляд кажется очень похожей на позицию католической церкви. Они также убеждены в том, что для Церкви необходим определенный, в конечном счете Самим Христом установленный порядок. Они признают и многие канонические правила и твердо их придерживаются. Но то, что на первый взгляд кажется единством , в действительности выглядит совсем иначе. Так, православные церкви исходят из того, что Церковь следует понимать прежде всего как во Христе начавшуюся и во Святом Духе осуществляющуюся евхаристическую общность. Христос не только установил таинства – через эти таинства Он актуализируется, присутствует в Своей Церкви. Прежде всего через евхаристию Он возобновляет общность членов Церкви с Собой и друг с другом как членов единого Тела, ибо Церковь тогда и становится живым Телом Христовым, когда приносит жертву с верой в истинность обетования. Внутреннее церковное устроение только тогда можно правильно понять, когда постоянно держишь перед глазами эту сакраментальную общность в качестве исходной предпосылки любых рассуждений. Церковный порядок, церковное устроение проистекают из сакраментальной общности и служат ей. Это церковное устройство ни в коем случае не должно определяться практической нуждой церкви, как видимой величины, в некоей внешней, видимой юридической структуре. Оно не может быть конкретно определено, исходя только из самого факта учреждения Церкви Христом. Это устройство и этот порядок выводятся и определяются сакраментальной общностью и нужны для того, чтобы охранять сакраментальное бытие» [831]
.Даже беглый, поверхностный взгляд на реакцию православных церквей, вызванную II Ватиканским собором, убедительно подтверждает выводы Л. Фишера. Хотя в целом обращение Римской церкви к экклезиологическим аспектам церкви и изменение экуменического климата оцениваются ими положительно, но одновременно со всей ясностью подчеркиваются и существующие расхождения, важнейшим из которых, наряду с вопросом о примате папы, является описанное Л. Фишером различие между католической «универсалистской» и православной «евхаристической» экклезиологиями [832]
. Возможно, православные богословы в конце 1960-х годов были более скептичны, чем десятью годами позже. Но только история может дать ответ на вопрос, прав ли был болгарский православный богослов профессор Георгий Мекерев, написавший в журнале «Църковен вестник» в 1976 г. в статье, посвященной анализу «послесоборного развития» католической церкви, что в последние годы католицизм «семимильными шагами» приблизился к православию [833].2. Пневматологический аспект как существенный признак таинств
«И сказал Бог: сотворим человека по образу Нашему и по подобию… И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его» (Быт 1:26—27). Это описание творения человека издревле является исходным в становлении восточной духовности[834]
и в определенном смысле вообще восточного богословия. Бог, будучи триипостасным и триединым, творит человека по образу Своему. «Сын есть образ Отца, а Святой Дух есть образ Сына» – эту догматическую формулу ввел Иоанн Дамаскин[835]. Назначение человека и состоит в том, чтобы самому становиться иконой Бога – по образу и подобию триипостасного Бога. Поэтому Иоанн Дамаскин и говорит, что все есть образ, и образ есть все.Божественное домостроительство спасения предстает как нисходящее и восходящее движение. Процесс творения связан с