Таинства в истории отношений между Востоком и Западом

Евхаристический эпиклесис в действительности всегда присутствовал в восточной традиции. Василий Великий говорил даже о его «апостольском происхождении»[898]. Евдокимов замечает, что невозможно представить себе эпиклесис без изначальной веры в действие Святого Духа. «Эпиклесис выражает литургический lex orandi, на который дает ответ согласие (consensus) отцов, их тринитарное учение и их пневматология» [899]. Впрочем, и Августин подчеркивал, что видимые дары (хлеб и вино) могут стать «столь великим таинством (sacramentum)», т. е. телом и кровью Христа, только «благодаря невидимому действию Святого Духа» [900].

«Во время земного служения Христа соединение человека со Святым Духом происходило только во Христе. После Пятидесятницы, наоборот, соединение с Христом происходит только во Святом Духе». Вознесением завершилось пришествие Христа в историю. «Однако Пятидесятница возвращает миру теперь уже прикровенное, перенесенное внутрь человека присутствие Христа и открывает его теперь уже не перед, а в Его учениках» [901]. «Любовь Божия излилась в сердца наши Духом Святым» (Рим 5:5). «Поэтому в жизни Церкви Дух есть Податель жизни в нас, “Он непрерывно воспламеняет душу и соединяет ее с Богом” [902] и делает ее участницей вечного круговорота троической любви. Это свидетельство Духа требует молитвы Церкви , которая призывает Его прийти, т. е. эпиклесиса. И поскольку Дух есть и Податель, и дар, этот просительный эпиклесис всегда будет услышан» [903].

Л. Фишер следующим образом пытается объяснить смысл евхаристического эпиклесиса: «Дух дает нам встретиться со Христом. Он учит нас и делает нас участниками спасения во Христе. Вне действия Духа ни вера, ни тем более исповедание веры невозможны. Он придает проповеданному слову силу, которая может раскрыть наши сердца; Он принимает нас в вере, и каждое Его новое пришествие к нам есть начало и условие создания и освящения нашего общения со Христом» [904]. «Призывание Святого Духа на дары и на собравшуюся общину есть актуализация одновременно и Его присутствия, и Его исхождения. Евхаристия благодаря эпиклесису становится миссионерским богослужением: слыша эпиклетическую молитву, община становится свидетелем дела, совершаемого Духом»[905].

«Дух есть дар “последнего времени”. Событие Его излияния – знамение времени. “И будет в последние дни, говорит Бог, излию от Духа Моего на всякую плоть…” (Деян 2:17). Святой Дух есть залог и первый плод грядущего Царства. Он открывает нам предел общения с Богом. Он делает призванный народ знамением грядущего мира. <…> Если считать эпиклесис главным моментом евхаристии, то он и должен получить знаковое выражение. Прошение о нисхождении Святого Духа есть в том числе выражение нетерпеливого ожидания грядущего Царства: не только призыв, чтобы Бог дал Свой задаток, но и вытекающее отсюда “Маран-афа”[906] – просьба, чтобы Дух свершил Свое дело и всех привел и подчинил Христу»[907].

В. Роль священника и народа в эпиклесисе

«Молитва эпиклезы есть, как и все наше литургическое богословие, молитвенное исповедание известного догмата о Духе Святом», – писал архим. Киприан (Керн) в своем труде о евхаристии. «Поэтому изучение этой молитвы, ее содержания, времени происхождения, тех или иных возможных в ней изменений есть вопрос не только археологии церковной, но, главным образом, вопрос догматический. Проблему эпиклезы и все наше разногласие с католической наукой надо рассматривать прежде всего как проблему догматическую, а потом уже как факт истории Литургии, как явление археологическое»[908].

Архимандрит Киприан совершенно справедливо видит коренное различие между западным и восточным воззрениями на эпиклесис не в вопросе о тайносовершительной формуле (относительно момента преложения святых даров), а в вопросе о значении епископа и священника на евхаристии . Он очень точно заметил, что епископ и священник, с католической точки зрения, действуют «от лица Христа» (in persona Christi), и такой взгляд неизбежно сказывается на понимании значения эпиклесиса [909].