Таинственный мистер Кин

А потом, господа, он приехал на юг. Его легкие пострадали от газовых атак, и ему это было необходимо. Я не буду утомлять вас всеми подробностями его жизни – достаточно сказать, что он устроился работать крупье. И однажды вечером, в казино, он вновь увидел ее, женщину, которая разрушила его жизнь. Она его не узнала, но он-то ее хорошо помнил. Казалось, что она богата и ни в чем не нуждается, но у крупье наметанный глаз, господа. И вот наступил вечер, когда она сделала свою самую последнюю ставку. Не спрашивайте меня, как я об этом узнал – это просто чувствуешь, хотя многие в это и не поверят. Она все еще была роскошно одета – почему бы не заложить такие платья, спросите вы меня? Но если вы это сделаете – конец вашему кредиту! Ее драгоценности? Ну нет! Я ведь сам был когда-то ювелиром. Настоящие драгоценности были давно проданы. Жемчуг, подаренный королем, был распродан по жемчужинам и заменен подделкой. А ведь надо еще кушать и платить по счетам! А богатые мужчины уже давно видят тебя рядом. И вот они начинают понимать, что тебе уже больше пятидесяти. А за свои деньги они хотят молодость.

От того окна, около которого стояла графиня, раздался душераздирающий вздох.

– Да, это был прекрасный момент. Два вечера я наблюдал за ней, а она все проигрывала и проигрывала. И вот наступил последний вечер. Она поставила все на один номер. Рядом с ней английский милорд сделал максимальную ставку на следующий номер. Шарик покатился… Наступил момент истины – она проиграла. Ее взгляд встретился с моим. Что мне было делать? И я рискнул своей работой в казино – ограбил английского милорда. «A Madame», – сказал я и выплатил выигрыш.

Графиня с шумом вскочила, сбросив свой бокал на пол, и оперлась о стол.

– Почему? – воскликнула она. – Я хочу знать, почему ты это сделал?

Повисла долгая пауза, которая, казалось, никогда не кончится, а эти двое, стоявшие по разные стороны стола, все смотрели и смотрели друг на друга… Это походило на дуэль.

На лице Пьера Воше появилась мстительная улыбка. Он поднял руки и произнес:

– Мадам, не забывайте о таком человеческом чувстве, как жалость…

– Боже! – Женщина опустилась на стул. – Теперь я поняла.

Она опять улыбалась – все та же холодная графиня, которую все знали.

– Месье Воше, вы рассказали нам действительно забавную историю. Позвольте мне помочь вам зажечь сигарету.

Недрогнувшей рукой она скрутила бумажный жгут, зажгла его от свечи и протянула крупье. Он наклонился вперед и поднес к пламени кончик сигареты, которую держал во рту.

Потом графиня неожиданно поднялась.

– А теперь мне пора – прошу вас, не провожайте меня.

И прежде чем кто-то что-то сообразил, она исчезла. Мистер Саттерсуэйт хотел было броситься за ней следом, но его остановил стон, вырвавшийся из уст француза.

– Сто тысяч чертей!

Крупье смотрел на полуобгоревший жгут, который графиня бросила на стол.

– Mon Dieu![37] – пробормотал он, развернув его. – Это банковский билет в пятьдесят тысяч франков! Вы понимаете? Это все, что она сегодня выиграла. Все, что у нее вообще было. И она дала мне прикурить от него. Потому что она слишком горда, чтобы принять милостыню. Она всегда была дьявольски горда! Она уникальна и… великолепна.

Крупье вскочил и бросился вон из подвала. Мистер Саттерсуэйт и мистер Кин тоже встали. К Франклину подошел официант.

– Счет, месье, – произнес он тусклым голосом. Мистер Кин быстро перехватил счет.

– Мне что-то одиноко, Элизабет, – заметил Франклин Рудж. – Эти иностранцы кого угодно запутают. Я их совсем не понимаю. И что же все это значит?.. – Он взглянул на девушку. – Послушай, как приятно смотреть на что-то стопроцентно американское, как ты. – В его голосе послышались жалобные нотки маленького ребенка. – Эти иностранцы такие странные…

Они поблагодарили мистера Кина и вместе растворились в ночи. Мистер Кин забрал сдачу и с улыбкой посмотрел на мистера Саттерсуэйта, который таращился на него, как умиротворенная птичка.

– Ну что же, – произнес он. – Все прошло великолепно. Об этой паре голубков можно больше не беспокоиться.

– Вы кого имеете в виду? – уточнил мистер Кин.

– Ну… – мистер Саттерсуэйт слегка замялся. – Ну, я думаю, что вы правы с вашим латинским подходом[38] и все такое…

Он вдруг понял всю двусмысленность сказанного.

Мистер Кин улыбнулся, а витражное стекло за его спиной на какой-то момент осветило его всеми цветами радуги.

VI. Вышедший из моря [39]

Мистер Саттерсуэйт чувствовал себя старым, и это было неудивительно, потому что, по мнению многих людей, он действительно был старым. Беспечная молодежь обычно говорила между собой: «Старина Саттерсуэйт? Да ему уже, наверное, все сто лет, ну или по крайней мере восемьдесят». А самые добрые девушки снисходительно ворковали: «Ах, Саттерсуэйт! Да, он почти старик. Ему, должно быть, шестьдесят». И это было еще обиднее, потому что на самом деле ему было шестьдесят девять.