И в этот момент, совершенно неожиданно, из-за угла появился полуразвалившийся автомобиль, который наехал на нее и продолжил свой путь, даже не притормозив.
Собака поднялась на ноги и несколько мгновений смотрела на мистера Саттерсуэйта с немой укоризной, а потом упала на дорогу. Мистер Саттерсуэйт подошел и наклонился над ней. Та была мертва. Он продолжил свой путь, размышляя о жестокости и трагизме жизни. Какое странное немое осуждение светилось в глазах этой собаки! «Жизнь, – казалось, говорили они. – Прекрасный мир, в который я так верила! За что ты сделал это со мной?»
Мистер Саттерсуэйт прошел мимо пальм, за которыми были разбросаны белые домики; мимо черного пляжа из вулканического песка, на котором гремел прибой и с которого когда-то известный английский пловец был унесен в море, где и утонул; мимо бассейнов в скалах, в которых барахтались дети и пожилые матроны, называвшие это плаванием, – и по крутой извилистой тропинке поднялся на вершину скалы. Здесь, на самом краю, стоял дом, удачно названный «Вершиной мира». Белый дом, с закрытыми облупившимися зелеными ставнями, был окружен красивым садом, а проходящая под кипарисами тропинка вела к площадке на самом краю вершины, с которой можно было смотреть далеко-далеко на синее море, раскинувшееся далеко внизу.
Именно сюда и направлялся мистер Саттерсуэйт. Он полюбил этот сад у «Вершины мира», но к самой вилле никогда не подходил. Она выглядела пустой. Мануэль, садовник-испанец, желал прохожим доброго утра и галантно вручал дамам букеты, а джентльменам – отдельные цветки, которые можно было использовать как бутоньерку. От постоянных улыбок его лицо покрылось морщинами.
Иногда мистер Саттерсуэйт придумывал истории о владельцах виллы. Его любимой была история об испанской танцовщице, известной во всем мире своей красотой, которая спряталась здесь, чтобы никто не узнал, что ее красота померкла.
В своих мечтах он видел, как она в сумерках выходит из дома и прогуливается по саду. Иногда у него появлялось желание узнать у Мануэля всю правду, но он ему не поддавался, предпочитая свои фантазии.
Обменявшись с садовником парой слов и с благодарностью приняв от него оранжевый бутон розы, мистер Саттерсуэйт прошел под кипарисами к морю. Сидеть здесь, на краю отвесного обрыва, было необычно, но приятно. Это заставило его вспомнить «Тристана и Изольду» и начало третьего акта, когда Тристан и Курвенал ждут, а потом из моря появляется Изольда, и Тристан умирает у нее на руках («Нет, крошка Ольга никогда не сможет спеть Изольду, Изольду Корнуэльскую, которая любила и ненавидела, как настоящая королева…»). Мистер Саттерсуэйт поежился. Ему было холодно и одиноко… Что же он успел совершить в этой жизни? Ничего, абсолютно ничего. Даже меньше, чем та собака на улице…
От этих грустных мыслей его отвлек неожиданный звук. Мистер Саттерсуэйт не услышал шаги и узнал о том, что он не один, только по односложному английскому восклицанию «черт!».
Оглянувшись, он увидел молодого человека, который смотрел на него с явным удивлением и разочарованием. Мистер Саттерсуэйт сразу же узнал его – мужчина приехал накануне и уже успел его заинтриговать. Мистер Саттерсуэйт назвал его молодым человеком – и действительно, по сравнению с остальными живыми мощами, населявшими отель, тот
Этот парень никогда не вырастет, то есть так, как положено, подумал мистер Саттерсуэйт.
И тем не менее в нем не было ничего от Питера Пэна[42]
. Он был холеный, почти пухлый, и у него был вид человека, успешного в материальном плане и никогда не отказывающего себе в маленьких жизненных удовольствиях. У него были почти круглые карие глаза, светлые волосы, подернутые сединой, маленькие усики и довольно румяное лицо с красными прожилками.Главное, что заинтересовало мистера Саттерсуэйта, было то, что привело мужчину на остров. Он мог представить себе, как мужчина стреляет, охотится, играет в поло, гольф или теннис, занимается любовью с хорошенькими женщинами. Но на острове не было возможности для стрельбы или охоты, здесь не играли ни во что, кроме крикета, а категория хорошеньких женщин была в первую очередь представлена пожилой мисс Бабой[43]
Киндерсли. Конечно, существовали творческие люди, которые восторгались красотами окружающей природы, но мистер Саттерсуэйт был абсолютно уверен, что молодой человек к ним не относится. На нем была явная печать простого обывателя.Пока мистер Саттерсуэйт прокручивал в голове все эти мысли, мужчина заговорил, поняв, хотя и с некоторым опозданием, что его восклицание могло быть сочтено не совсем вежливым.
– Прошу прощения, – сказал он в смущении, – я был сильно удивлен. Я не ожидал встретить здесь кого-нибудь.