– А давайте представим себе, что этот человек все-таки любил свою жену. Любовь ведь может превратить мужчину и в ангела, и в дьявола. Она была очарована им, как девочка, а он так и не смог разбудить в ней женщину – и это сводило его с ума. Он мучил ее, потому что любил. Такие вещи иногда случаются, и вы знаете это не хуже меня.
– Да, – признался мистер Саттерсуэйт, – мне приходилось видеть такое, но очень, очень редко.
– Правильно, а гораздо чаще вы видели такую штуку, как угрызения совести – и желание все изменить, изменить любой ценой.
– Да, но тогда смерть наступила слишком быстро…
– Смерть! – В голосе мистера Кина послышалось презрение. – Вы же верите в жизнь после смерти, или я ошибаюсь? И кто вы такой, чтобы утверждать, что те же самые желания и страсти не существуют в потустороннем мире? А если страсть достаточно сильна, то всегда можно найти посланца…
Его голос постепенно затих.
С дрожью мистер Саттерсуэйт поднялся на ноги.
– Я должен вернуться в отель, – сказал он. – Если нам по пути…
Но мистер Кин отрицательно покачал головой.
– Нет, – ответил он. – Я вернусь тем же путем, которым пришел.
Когда мистер Саттерсуэйт оглянулся через плечо, то он увидел, как его друг идет к краю пропасти.
VII. Голос в темноте[45]
– Я немного беспокоюсь о Марджери, – сказала леди Стрэнли. – Это моя дочь, – добавила она и меланхолично вздохнула.
– Взрослая дочь заставляет меня чувствовать себя старухой.
Мистер Саттерсуэйт, которому предназначались эти откровения, немедленно среагировал на них.
– Никто в это не поверит, – галантно произнес он с небольшим поклоном.
– Льстец, – сказала леди Стрэнли, но произнесла она это очень неотчетливо – было ясно, что ее мысли где-то далеко.
Мистер Саттерсуэйт с восхищением посмотрел на стройную фигуру в белом. Каннское солнце было беспощадно к женщинам, но леди Стрэнли с честью выдерживала испытание. На расстоянии она казалась почти девчонкой. Было непонятно даже, взрослая перед вами женщина или нет. Мистер Саттерсуэйт, который знал все, знал и то, что леди Стрэнли вполне могла иметь взрослых внуков. Она представляла собой полную и окончательную победу врачебного искусства над живой природой. Ее фигура и кожа были восхитительны. За свою жизнь она обогатила множество косметических салонов, но результаты превзошли все ожидания.
Леди Стрэнли зажгла сигарету, скрестила великолепные ноги, одетые в тончайшие шелковые чулки телесного цвета, и повторила:
– Я действительно сильно беспокоюсь о Марджери.
– Боже, – сказал мистер Саттерсуэйт, – а в чем же дело?
Леди Стрэнли посмотрела на него своими прекрасными голубыми глазами.
– Вы ведь ее никогда не встречали? Она дочь Чарльза, – подсказала она.
Если бы статьи в «Кто есть кто»[46]
были правдивыми, то статья о леди Стрэнли должна была заканчиваться словами:– Если бы она была дочерью Рудольфа, то все было бы понятно, – мурлыкала меж тем дама. – Вы же помните Рудольфа? Он всегда был такой темпераментный… Шесть месяцев спустя после нашей женитьбы мне пришлось обратиться с просьбой о – как это там называется – об установлении чего-то супружеского, ну, вы понимаете, о чем я[47]
. Слава богу, что сейчас все проходит гораздо проще. Помню, мне еще пришлось написать ему совершенно идиотское письмо – мой адвокат практически продиктовал мне его. Я просила его вернуться, клялась сделать все, что в моих силах, ну и так далее и тому подобное, но на Рудольфа никогда нельзя было положиться. Он немедленно бросился домой, чего категорически нельзя было делать – адвокаты ожидали от него совсем другого.Женщина вздохнула.
– А Марджери? – тактично задал вопрос мистер Саттерсуэйт, возвращая ее к главной теме их разговора.
– Ах да, ну конечно. Ведь именно об этом я хотела вам рассказать, правильно? Марджери видит вещи или слышит их. Привидения и все такое прочее… Никогда не думала, что у Марджери может быть такое живое воображение. Она милая, добрая девочка – всегда такой была; правда, немного скучновата.
– Это невозможно, – пробормотал мистер Саттерсуэйт, все еще стараясь польстить своей собеседнице.
– Если по правде, то она очень скучная, – продолжила леди Стрэнли. – Ее не интересуют ни танцы, ни коктейли, ни сотни других вещей, которые должны интересовать молодую девушку. Она предпочитает сидеть дома или охотиться, вместо того чтобы вести светскую жизнь вместе со мной.
– Боже, боже! – ужаснулся мистер Саттерсуэйт. – Так вы говорите, что она не хочет выезжать с вами?
– Знаете, я никогда не пыталась давить на нее. И вообще я выяснила, что присутствие дочери вгоняет меня в депрессию.
Мистер Саттерсуэйт попытался представить себе леди Стрэнли в компании серьезной дочери, но ему это не удалось.