– Я имела в виду, что вы способны помочь любому, даже самой больной развалине.
– Ну, хватит, Элиза! – решительно остановила ее Гаррет. – Можешь идти.
Рэнсом все это время смотрел в пол и пытался сдержать смех.
– Элиза не всегда такая бестактная. Не обращай внимания, – с досадой заметила Гаррет, после того как служанка ушла, и проводила гостя в приемную, расположенную справа по коридору. – Здесь у меня комната ожидания для пациентов и их родственников.
Этан прошелся по просторному помещению, в котором стояли длинный низкий диван, пара глубоких мягких кресел и два маленьких столика. Также здесь имелся камин с белой крашеной полкой и секретер, а на стене висела очаровательная картина со сценкой из сельской жизни. Везде царила чистота, дерево было начищено и блестело, стекла в окнах сияли. В представлении Рэнсома большинство домов, до потолка забитых мебелью, и оклеенными аляповатыми бумажными обоями стенами, казались душными и некомфортными, но здесь обстановка была безмятежной и полной спокойствия. Он подошел к картине, чтобы получше рассмотреть изображенных на ней упитанных белых гусей, строем шагавших мимо деревенского коттеджа.
– Когда-нибудь я смогу позволить себе заниматься настоящим искусством, – пояснила Гаррет. – А пока приходится довольствоваться этим.
Внимание Этана привлекли крошечные инициалы в углу картины: Г.Г., – и он мягко улыбнулся.
– Это ты нарисовала?
– Класс по живописи в пансионе, – призналась она. – У меня неплохо получался рисунок, но единственным объектом, который мне удавалось передать достоверно, были гуси. Как-то я попыталась расширить свой репертуар за счет уток, но получила за них низкие отметки и вернулась к гусям.
Рассмеявшись, Этан представил Гаррет прилежной школьницей с косичками. Свет от большой лампы в виде шара падал на ее аккуратно заколотые на затылке волосы, которые отливали красным золотом. Он никогда не видел такой кожи, как у нее, – гладкой, без единой зияющей поры, с легким румянцем, как у садовой розы.
– Почему ты решила нарисовать гусей в самый первый раз?
– Напротив школы был пруд с загоном для гусей. – Гаррет смотрела на картину отсутствующим взглядом. – Однажды я увидела, как мисс Примроуз стоит у окна и разглядывает их в бинокль, и, набравшись храбрости, спросила у нее, что в них такого интересного. А она рассказала, что гуси испытывают привязанность, образуют пары на всю жизнь и переживают горе сильнее, чем люди. Если гусыню ранят, самец остается возле нее, даже если вся стая улетает на юг. Если кто-то один из пары гибнет, оставшийся в живых теряет аппетит и очень быстро умирает от одиночества. С тех пор мне нравятся гуси. – Гаррет пожала стройными плечами.
– Мне тоже, – подхватил Этан. – В особенности жареные и фаршированные каштанами.
Гаррет засмеялась и предостерегла его:
– В этом доме к домашней птице не относятся так легкомысленно. А теперь я покажу тебе операционную.
Они перешли в другую комнату, расположенную в задней части дома. Здесь в воздухе висел терпкий запах – карболки, спирта, бензина и еще каких-то химикатов, которые Этан не смог определить. Гаррет зажгла установку с гидрогенными лампами, и комнату залил яркий свет, начиная с плиточного пола и заканчивая стенами, покрытыми стеклянными панелями. Операционный стол, установленный на тяжелой тумбе, занимал центр помещения. В углу возвышалась металлическая стойка, к которой были прикреплены штативы с отражательными зеркалами, способными менять положение, и навешано еще какое-то оборудование. Все вместе это напоминало механического спрута.
– Я пользуюсь методиками, разработанными сэром Джозефом Листером, – заявила Гаррет, с гордостью оглядев комнату. – В Сорбонне я посещала его занятия и как ассистент участвовала в нескольких операциях. Его подход базируется на теории Пастера. Тот считал, что раны начинают гноиться из-за проникающих в них бактерий, которые потом там усиленно размножаются. Оборудование и инструменты у меня постоянно стерилизуются, я обрабатываю раны антисептическими жидкостями и накладываю повязки из стерильной марли. Все это дает моим пациентам дополнительный шанс выжить.
Этана удивляла ее готовность брать на себя ответственность за жизнь и смерть, при полном понимании, что исход может быть и трагическим.
– На тебя ведь давят. Как ты справляешься? – тихо спросил он.
– К этому привыкаешь. Бывают случаи, когда ощущение риска и кураж помогают делать все на таком уровне, которого, мне казалось, я не смогу достичь.
– Понимаю, – пробормотал Рэнсом.
– Да… Уверена, что понимаешь.
Их взгляды встретились, и волна тепла нахлынула на него. Она была так хороша! С высокими скулами, волевым подбородком… А эти нежные соблазнительные губы!
– Доктор, – выговорил он через силу, – мне, наверное…
– А лаборатория вот здесь, – прервала его Гаррет, отодвинув складную перегородку в другом конце комнаты.