Таинственный незнакомец

Увидит ли она когда-нибудь Этана Рэнсома? Как она сможет забыть его, после того что он творил с ней прошлой ночью? Каждый раз, вспоминая о его руках, неторопливых поцелуях и нежном шепоте, ей хотелось безвольно растечься по полу. «Ты и я в темноте… Это все, чего я могу желать».

Если не взять себя в руки, мысли о Рэнсоме доведут ее до сумасшествия.

Все шло наперекосяк. От того, как медсестры верещали: «Доброе утро!» – у нее сводило челюсти. В кабинетах с медицинским оборудованием и в кладовых царил беспорядок. Сотрудники говорили слишком громко и в коридорах, и в служебных помещениях. Оживленные разговоры во время ленча, в которых она обычно активно участвовала, теперь бесконечно раздражали. После обеда она приняла еще несколько пациентов по записи, просмотрела письма и счета, а затем отправилась домой, мрачная и усталая.

Выйдя из кеба, Гаррет подошла к входной двери… и остановилась, удивленно разглядывая ее.

Табличка с именем висела на прежнем месте, но вместо древнего хлипкого замка был вставлен его тяжелый бронзовый собрат. Также появились новая ручка из литой бронзы и дверной молоток в форме головы льва, сжимающего в клыках кольцо. Несмотря на стандартный дизайн, вид у льва был все-таки дружелюбным. Обшивку двери тоже отремонтировали: старые петли поменяли на новые, массивные, а к нижнему краю прибили металлическую накладку, чтобы вода не затекала в дом.

Гаррет нерешительно взялась за кольцо и осторожно постучала в красиво гравированное основание из бронзы. Вскоре дверь бесшумно распахнулась, и сияющая Элиза приняла у нее саквояж и трость.

– Добрый вечер, доктор Гибсон. Вы только взгляните на эту дверь! Самая лучшая на Кингс-Кросс. Я гарантирую.

– Кто это сделал? – спросила Гаррет, заходя за ней в дом.

Элиза растерялась:

– Разве это не вы наняли слесаря?

– Абсолютно уверена, что не я. – Сняв перчатки и шляпу, Гаррет отдала их служанке. – Как он себя назвал? И когда приходил?

– Утром, когда вы ушли, я повела вашего отца в парк на прогулку. Нас не было примерно час, а когда мы вернулись, какой-то мужчина трудился над дверью. Я не стала спрашивать, как его зовут. Когда работа была закончена, они с мистером Гибсоном обменялись любезностями, и мужчина ушел, оставив нам набор ключей.

– Это был тот самый мужчина, что приходил вчера вечером? Мой пациент?

– Нет, другой: седой и сутулый.

– Незнакомый мужчина заходит в дом, меняет замок, и никто из вас даже не спросил его имя? – Гаррет недоверчиво смотрела на служанку. – Господи боже! Элиза, он ведь мог обокрасть нас.

– Я думала, что вы в курсе, – запротестовала та.

В волнении Гаррет прошла в приемную и осмотрелась, не пропало ли чего: к счастью, все оставалось на своих местах, – потом перешла в лабораторию, убедилась, что микроскоп по-прежнему стоит в ящике стола, и, обернувшись на шкафы с инструментами, изумленно застыла.

Все пробирки, стоявшие на подставке, были заполнены букетиками фиалок. Голубые лепестки в окружении лабораторных инструментов сияли, как драгоценные камни. От цветов исходила волна опьяняющего аромата.

– Откуда это взялось? – удивилась вошедшая следом Элиза.

– Должно быть, так пошутил наш таинственный слесарь. – Гаррет выдернула один цветок, провела им по щеке и поднесла к губам. Пальцы у нее дрожали. – Теперь все мои пробирки перестали быть стерильными, – заявила она, пытаясь говорить деловым тоном.

– Доктор Гибсон, вы… вы что, плачете?

– Конечно, нет! – возмутилась Гаррет. – Ты же знаешь, я никогда не плачу.

– У вас покраснело лицо, и в глазах стоят слезы.

– Это воспалительная реакция. У меня обостренная чувствительность на фиалки.

Элиза встревожилась:

– Может, их выбросить?

– Нет! – Гаррет откашлялась и заговорила более спокойно: – Нет, я хочу их оставить.

– С вами все в порядке, доктор?

Гаррет тихо вздохнула:

– Я просто устала, Элиза. Нет повода для беспокойства.

В целом мире не было ни одного человека, с кем она могла бы поделиться обуревавшими ее чувствами. Ради Этана она должна хранить молчание и сделать то, о чем он попросил: забыть его.

Мир полон мужчин. Она найдет себе другого.

«Доброго мягкого человека из хорошей семьи, который подарит тебе детей…» Этан хочет иметь детей? А она? Не было никаких веских причин, чтобы она вышла замуж или завела детей. И неожиданно, удивив саму себя, Гаррет решила, что над этим следует задуматься.

Глава 9

Дверь в офис Дженкина была слегка приоткрыта. Этан помедлил, прежде чем постучать, и попытался сохранить внешнее спокойствие, несмотря на тяжелое предчувствие, давившее изнутри. Способность Рэнсома контролировать эмоции – одно из самых нужных качеств – куда-то испарилась. Он превратился в сплошной комок нервов и грубых инстинктов и ощущал себя абсолютно прозрачным, как стекло.

Этан был таким всю последнюю неделю, с той самой ночи, которую провел с Гаррет Гибсон. Думы о ней прочно засели где-то у него внутри – в каждой мысли, в каждой эмоции, как будто смысл его существования был в том, чтобы стать сосудом, наполненным ею.