Таинственный незнакомец

– Фелбриг может не только ныть и жаловаться, – заметил Этан. – По его словам, у него есть доказательства того, что, утаивая критически важную информацию, вы подвергаете опасности британских подданных.

Дженкин бросил на подчиненного острый взгляд, которым можно было очистить турнепс от кожуры.

– Что за сведения?

– Рапорт, в котором говорится, что два дня назад из Гавра в Лондон вышла шхуна с восемью тоннами динамита и двадцатью ящиками со взрывателями на борту. Фелбриг собирается доложить комиссару и министру, что вы знали об этом, но придержали информацию для себя. – Этан слегка затянулся сигарой, выдохнул струю дыма и продолжил без всякого выражения: – Лондонскую полицию даже не предупредили об этом. А сейчас этот груз таинственным образом исчез.

– Он находится у моих людей. Портовым полицейским совершенно ни к чему было об этом знать. Они только все испортили бы. – И после короткой паузы Дженкин спросил: – Кто передал информацию Фелбригу?

– Портовый служащий в Гавре.

– Мне нужно его имя.

– Да, сэр.

Воцарилось молчание. Этан порадовался сигаре, благодаря которой ему было куда смотреть и чем занять руки. Дженкин всегда умел читать Рэнсома как открытую книгу, от него ничего невозможно было утаить. Этан едва сдерживался, чтобы не высказаться по поводу пропавшего динамита. При мысли, что этот мерзавец спланировал что-то ужасное, Рэнсома переполнял гнев.

Однако его отношение к Дженкину было не таким однозначным. Они познакомились шесть лет назад и привязались друг к другу. Молодой человек нуждался в наставнике, а старику требовался тот, из кого можно было вылепить джентльмена по своему подобию.

Этан вспомнил о давних годах, когда он преклонялся перед Дженкином, казавшимся ему источником знаний и мудрости. В те времена Рэнсом посещал бесконечные занятия с разными инструкторами: сбор сведений, боевые искусства, огневая подготовка, проникновение на охраняемые обекты, саботаж, искусство выживания, радиотелеграфия, кодирование и шифровальное дело, но бывали дни, когда Дженкин лично учил его совсем другому: дегустации вин, светскому этикету, карточным играм и умению вращаться в аристократических кругах. Тогда он вел себя едва ли не по-отечески.

Этан вспомнил, как однажды Дженкин отвез его к портному на Сэвил-Роу, попасть к которому можно было, лишь заручившись рекомендацией высокопоставленного клиента, и заявил, явно развеселившись при виде его, взволнованного, впервые надевшего сжитый на заказ костюм: «На твоих жилетах всегда должны иметься четыре кармана. Верхние карманы предназначены для железнодорожных билетов, ключей и разменных соверенов. В нижних держат хронометр, носовой платок и банкноты. Запомни, джентльмен никогда не держит в одном кармане монеты и бумажные деньги.

Это и множество других воспоминаний рождали в Рэнсоме чувство благодарности, с которым ничего не могли поделать даже пропавшие восемь тонн динамита.

До него донесся сухой голос Дженкина:

– Ты не хочешь спросить, что я сделал с этой взрывчаткой?

Этан поднял голову и, посмотрев ему прямо в глаза, слегка усмехнулся:

– Нет, сэр.

Судя по всему, такой ответ удовлетворил Дженкина, и, удобнее устроившись в кресле, он пробормотал:

– Хороший мальчик!

Этан тут же возненавидел себя за то, что эти слова польстили ему, а старик продолжил:

– Мы с тобой одинаково смотрим на мир. Большинство людей не могут заставить себя взглянуть в лицо отвратительной правде, что иногда приходится жертвовать несколькими жизнями ради общего благополучия.

Эти слова прозвучали как признание, что взрывчатка будет использована еще в одном террористическом акте вроде того, что был запланирован в ратуше.

– А что, если среди жертв окажутся англичане? – спросил Этан.

– Не глупи, мой мальчик. Наши люди должны стать мишенью – и чем известнее они будут, тем лучше. Если бы акция в ратуше удалась, это шокировало бы и вызвало гнев у всей нации. Общественное мнение обратилось бы против ирландских радикалов, которые осмелились напасть на невинных британских граждан, и это сняло бы с повестки дня вопрос о независимости Ирландии.

– Но ответственность за это несем мы, а не ирландские радикалы, – медленно проговорил Этан.

– Я бы назвал это совместным производством. – Дженкин стряхнул пепел в хрустальную пепельницу. – Уверяю тебя, в ирландских политических мятежниках, которые спят и видят, как прибегнуть к насилию, нет недостатка. И если мы не продолжим поддерживать их усилия, этот безумный билль гомруля[4], в конце концов, станет законом. – Когда он сделал еще одну затяжку, кончик сигары зарделся, как налитый злобой глаз. – Тот, кто думает, что Ирландия может быть самостоятельной, – ненормальный, как постельный клоп. Это раса насекомых, которые не уважают никаких законов.

– Они уважали бы закон, если бы он не был к ним так жесток, – возразил Этан. – Например, налоги для ирландцев выше, чем для англичан. Трудно повиноваться, когда не получаешь справедливости в ответ.

Дженкин выпустил струю дыма и после недолгого молчания согласился: