Гаррет не знала, сколько времени прошло, пока они лежали не шелохнувшись и лишь дышали в унисон. Ее тело расслабилось… и тут он опять продвинулся чуть дальше. Замерев, словно во сне, Гаррет ощутила, как Этан заполняет ее собой, причем так осторожно, что она даже не понимала, от кого исходит инициатива – от него или от нее.
В тишине все ощущения казались немыслимо прекрасными. Она остро чувствовала движение воздуха по голым ногам, прохладу полотняных простыней, хвойный аромат бритвенного мыла, слабый солоноватый запах их близости…
Почувствовав, как пульсирует в ней его горячее естество, Гаррет зажмурилась. Этан погрузился в нее целиком, заполняя так плотно, что она могла ощутить каждое его вздрагивание, каждый удар пульса. Внешне они оставались неподвижны, но внутри ее плоть обволакивала его, завлекая и с жадностью лаская по всей длине. Наслаждение омывало ее с головы до кончиков пальцев, и его мужское естество пульсировало и вздрагивало в ответ. Эти ощущения не поддавались контролю, как биение сердца. Волна жара накрыла ее, и с сухих губ, как короткое рыдание, сорвалось его имя, произнесенное на ирландский манер:
– Eatan…
Его рука принялась нежно, в но то же время настойчиво массировать ее между бедер, и Гаррет изогнулась всем телом, задрожала и, наконец, получила освобождение, без сил продолжая лежать в его объятиях, как горсть опавших лепестков.
Этан ощутил ее внутреннюю дрожь и провел рукой по ее ногам, жалея, что она не обнажена целиком. У Гаррет было роскошной тело – стройное, нежное, но в то же время полное силы. Их руки встретились, когда они оба попытались освободиться от желтого шелка. Ему нравилось любоваться ее телом, залитым солнечным светом.
Время от времени Гаррет стискивала его внутри, словно хотела убедиться, что он по-прежнему в ней. Этан осторожно приподнял ее ногу и отвел в сторону. Гаррет слабо запротестовала, опасаясь, что это приведет к перенапряжению, но Этан успокоил ее, поцеловав в шею и прошептав:
– Доверься мне. Из любви к тебе я не сделаю ничего дурного, обещаю. А теперь дай мне вкусить тебя чуть-чуть больше.
И она расслабилась, давая ему возможность продвинуться еще глубже. От неожиданности Гаррет задохнулась и схватила его за руки. Забеспокоившись, что причинил ей боль, Этан слегка отодвинулся, но ее бедра тут же повторили это движение, чтобы не отпускать его.
– Ах ты, маленькая горячая чертовка, – усмехнувшись, произнес Этан у нее над ухом. – Я наполню тебя до краев, если ты этого хочешь.
Обхватив Гаррет за бедра, он начал неторопливо двигать ее взад-вперед, контролируя и сохраняя медленный ритм. Дыхание ее участилось, она как будто плавилась в его руках, позволяя делать все, что он посчитает нужным. Все мысли и ощущения сошлись в одной точке, когда он все глубже и глубже погружался в нее. Кроме Гаррет, не существовало никакого другого мира, никакого бытия, никакого языка, никакого солнца, никаких звезд. Ничего! Все начиналось и заканчивалось в ней.
Этан почувствовал, как наслаждение вновь уносит ее ввысь. Он был с ней, лаская ее каждой частью своего тела. Ослепительная кульминация обожгла его с невообразимой силой. Он вышел из нее, прижал свое естество к сладостной ложбинке между тугими ягодицами и принес себя в жертву опаляющему белому огню, испытывая очищение, похоть, любовь и наслаждение, все вместе.
Ощутив на коже его горячее семя, Гаррет вздрогнула. Осторожно перевернув ее на живот, он стер с нее остатки семени изрядно помятыми панталонами, заключил в объятия и глубоко, удовлетворенно выдохнул:
– Если это не убило меня, значит, ничто не убьет.
На следующий день, когда Гаррет отправилась на прогулку, Этан рискнул самостоятельно спуститься на первый этаж. Он знал, как она отнесется к его экскурсии, и будет права. Но это необходимо было сделать. Находясь в Эверсби, он представлял собой легкую мишень, а заодно с ним и Гаррет, и Уэст Рейвенел, да и все остальные обитатели дома. Правильно оценить ситуацию, не выходя из комнаты, у него бы не получилось.
После посещения террасы и беглого осмотра второго этажа Этан прекрасно понимал, что его возможности ограниченны. Кроме того, он все еще испытывал слабость и быстро уставал. Как человека, привыкшего действовать на пределе физических сил, его выводило из себя то, что он не может без проблем преодолеть один пролет лестницы. Рана все еще ныла, а когда поднимал руку, ее пронзала острая боль.
Спускаясь по главной лестнице, Рэнсом опирался на перила, чтобы не упасть, и уже дошел до середины, когда внизу, в холле, появился лакей и, увидев его, резко остановился.
– Сэр? – Молодой широкоплечий парень с кроткими карими, как у доброго щенка, глазами с беспокойством посмотрел на него. – Вы… Вам… Могу ли я помочь вам?
– Нет, – любезно ответил Этан. – Я слегка потянул ногу. Вот и все.
– Да, сэр. Но ступеньки… – Лакей начал нерешительно подниматься по лестнице, словно боялся, что Этан рухнет у него на глазах.