Тайны лабиринтов времени

– Поди, треклятая! Я и без тебя вскорости помру, – но остановился и не прокричал. А только видит, что кто-то идет по полю, чумазый весь, с мешком в руках, и шагает он прямо к мертвым хатам, где чума свой пир правит. Присмотрелся мужичек – и стал ждать: может, это вор, которого хвороба не берет, и он заходит в дома – обворовывает покойничков, а награбленным делится со смертью? Решил мужик посидеть тихо-тихо и выследить, куда сворованное схоронит это, очень похожее на живого человека, существо. Ибо не может человек со смертью договор ученить, только существу с неба, або из-под земли это возможно сделать. А этот кто-то зашел в дом, и долго его не было видно. Вот солнце в зенит вошло – и жара невыносимая выгнала мужика из оврага, и слышит он, что зовет его кто-то, вроде как голос человеческий:

– Помоги, раб божий, одному мне не справиться!

Кто же это такой? Неужто и взаправду человек его кличет? Поднялся мужик с земли и побрел, не по своему хотению, а силой неуправляемой, к страннику этому.

– Ты, мил человек, ступай туда, за пригорок! – заговорило существо, а и не сказочное оно, а вполне земной, от природы своей, мужичек. – Там старец у телеги меня дожидается. На телеге целебный отвар в братинах. Вол сдох от заразы, а старец немощен телом, и не может самостоятельно братины сюда принесть. Я в дом пойду – авось смогу еще одну душу спасти. Поспешай, родимый! Отвар всю заразу в деревне изведет.

Сказ про то, как Салтан с Енохом царство спасали, да людей от смерти исцеляли пронесся по всей земле. И расцвела жизнь, вот тогда-то и нарекли люди Салтана царем своим. Верили ему и любили люди своего царя, и ставил славный Салтан крепости и города, и рождались дети, и богател народ славянский.

Я не помню такого случая, чтобы отец разгуливал без дела средь бела дня или спал после обеда в своих палатах. Ему, впрочем, и некогда было разгуливать, будучи в одно время: и строителем, и врачом, и судьей, и военным, и учителем. Он по этим обязанностям по несколько раз в день переходил с места на место. Везде поспевал: и в больницу; и на верфи, где корабли строились; и на строительство храма; и в зал заседаний правления, а оттуда – в учебный корпус, к нам, значит. Царя Салтана ждали люди, а он придет, сядет тихонько в сторонке – и слушает, как вопросы решаются, и ежели все чинно и с умом, то поднимется и также тихо уйдет. Но как только царь видит, что не к добру ведет спор, не к пользе дела, а к личной выгоде жрец или князь поворачивает – злым становился и безжалостным. Отец во всякий вопрос вникал и не только принимал решения справедливые к удовольствию спорящих, но и стремился поднять настроение людям. Решительно ни одна сторона жизни нашего народа не обходилась без царя Салтана, но всегда с огромной любовью отец приходил к нам в учебный корпус, дабы совершенствовать знания отроков, и сердце царя радовалось, когда мы оправдывали его надежды.

От своего царя граждане государства видели только одно наказание: на человека ленивого и глупого, нерадивого или, того хуже, – преступника и вора он, бывало, посмотрит так, что виновный как бы отшатнется, словно от пощечины, и скажет своим чистым и красивым голосом:

– Дурной человек…И ничего путного не выйдет, если спустить ему сейчас его грех.

Это служило горьким и памятным укором и приговором перед всем миром, от которого заслуживающий такое порицание часто не пил, не ел и всячески старался исправиться и изменить о себе мнение людей, тем самым – утешить своих родных и близких.

Надо заметить, что царь был холост, и среди народа ходило убеждение, что он и не женится лишь для того, чтобы не отвлекаться от своих обязанностей, которые сам на себя и возложил. Мы с братом думали, что отец боится, обязавшись новым семейством, потерять любовь нашу и уменьшить о нас свою заботливость. И здесь же к месту будет сказать, что это, кажется, совершенно справедливо. По крайней мере, знавшие Салтана, говорили, что на шуточные и нешуточные разговоры с ним о новой женитьбе он отвечал:

– Мне провидение даровало не только двух сыновей, но и весь народ славянский, так что мне некогда заводить еще одну семью.

Жил отец не отрешенным от людских радостей отшельником: ходил в гости к многочисленным друзьям; любил смотреть театральные представления, которые разыгрывались по вечерам на городской площади; посещал выставки художников и собрания ремесленников. Отец не считал зазорным выслушивать, казалось бы, пустые разговоры горожан. Принимал у себя в палатах посольства и делегации гражданских союзов и обществ, так отец узнавал о нуждах своего народа. Объясняться с ним по делу всякому было очень легко и свободно, отец больше слушал, нежели говорил, а ответ давал не сразу, а обдумав как следует.