Утром в сторону Суздаля направилось свадебное посольство во главе с самим митрополитом Алексием и боярыней Марией Нагой. Евдокия дочь Димитрия Суздальского, конечно была еще сопливая девчонка, но не более сопливая, чем была Малка, когда поехала в свите Андрея Боголюбского в Заморские земли. Пятнадцатилетнему Дмитрию Ивановичу, уже заслужившему славу жестокого и целеустремленного властолюбца, не стеснявшегося в выборе средств для достижения цели, необходим был противовес. Противовес, которым могла стать эта юная княгиня из рода Великих Залеских князей. Эта малышка, в крови которой текла кровь старых мудрых правителей Руси.
Сватовской поезд видом своим напоминал скорее монашеское шествие паломников по святым местам. Среди белых сугробов он протянулся странной серо-черной змеей. Только в самом начале, как яркий драконий гребень сочной зеленью будущего лета, искрился на солнце наряд боярыни Марии. Однако и он тускнел от иссиня черного одеяния митрополита Алексия, ехавшего рядом. Остальная свита состояла из черных монахов Алексия и серых орденских братьев Марии. Четыре ее личных гридня даже среди дюжих рыцарей и монахов выделялись своим могучим и зверским видом. Затянутые в волчьи дохи и в таких же волчьих малахаях на голове, они издали сами казались волками.
Суздаль встречал гостей колокольным перезвоном, больше похожим на набат, чем на радостный звон. Чуяли суздальцы, что это не княжну их Евдокию сватать едут, а свободу суздальскую за эти черные рясы замуж выдают. Белые стены суздальских церквей, еще по указу Андрея Боголюбского и его брата Всеволода поставленные, совсем слились с белыми сугробами, нанесенными в эту снежную зиму почти в рост человека. Только синие купола с золотыми звездами, рассыпанными по ним, как по закатному небу, расцветили картину. Сватовская змея вползла в город и свернулась клубком среди этих синих куполов, как бы стянув своими кольцами горло и колокольному звону, и этому пряничному городу, и самой Залесской Руси. Навстречу посольству выехал князь Димитрий Суздальский в окружении князей Владимирских и Белозерских.
– Милости просим, гости дорогие. Пожалуйте в терем, – Он широко раскрыл объятья, а в глазах его прыгал испуг и немой вопрос, – С чем пожаловали, кроме сватовства?
– У вас товар, у нас купец…, – По обычаю начала Мария, стараясь снять общее напряжение.
– В терем, в терем! – Настойчиво пригласил князь, с опаской косясь на черных всадников, – Как войско нежити какой, – Буркнул он про себя, но, поймав быстрый взгляд боярыни, понял, – Услышала.
Княжну просватали споро и без большой гульбы. Мария накоротке перебросилась парой слов с князьями Белозерскими и Владимирскими. Те снялись, как ветром сдуло и, свистнув свою челядь, умчались в свои уделы. Димитрий не ломался, все отписал зятю и удалился в свои хоромы, вроде бы еще князь, а вроде бы и не у дел. Евдокия собрала пожитки, села в возок, закутав нос в теплые собольи меха и устремилась навстречу судьбе в господин Великий Владимир, к своему суженому, ряженому, Великому князю Владимирскому Дмитрию Ивановичу. Мария проехала по улочкам города, вспомнила. Вот здесь она с горки на салазках каталась. Вот здесь они на проводы к князю Юрию ехали тогда, когда тоже со сватовским поездом уезжали. Только в далекие Заморские земли за невестой для самого князя Долгие Руки. Вон там за рекой, в дубраве, стояла ее избушка волховская, куда пришел к ней юный князь Андрей. Давно это было, кроме ее и не помнит никто. Она вздохнула, повернула коня и поскакала, нагоняя сватовской поезд уже втянувшийся в темную полосу, обступившего город, соснового бора.
На Оке, вылетевший на берег дозор, лоб в лоб столкнулся с ушкуйниками из Новгорода. Дозорные, как впрочем, и ушкуйники, от неожиданности чуть с коней не попадали. Ну ладно летом, по большой воде, прилетали струги и стружки с изогнутыми лебяжьими шеями на носу, а тут по ледяной дорожке да на саночках. Разбойники же просто остолбенели. Не купецкий обоз, не крестьяне с ярмарки, а боевые дружинники, да братская ватага. Все! Прощай молодецкая голова! Со свистом вылетели из ножен сабли, звякнули о кольчуги тяжелые шестоперы, переброшенные с руки на руку. Всхрапнули кони под ушкуйниками. Видать кончилась лихая жизнь, подумал каждый из них, когда выскочили из леса, рассыпаясь по белому полю черные фигуры всадников. И отступать некуда, сзади крутой обрыв, да ледяная полынья, впереди острая сталь клинков, и холодные глаза, как у первых четырех дружинников, с отблеском крови и пожаров в волчьих зрачках. Покрепче сжали рукояти ушкуйники, становясь спиной к спине. Но вдруг, как божья посланница явилась им сама Марья-искусница в зеленой меховой шубейке для верховой езды, в высокой боярской шапке с оторочкой соболями. Глянула на них своими бездонными, синими глазами, и опустились руки с зажатыми в них шестоперами и мечами. Одним взмахом руки остановила она накатившийся вал черного воинства, и поманила атамана к себе.