– Ну, иди сюда внучок Васьки Буслаева! – Звонко рассмеялась она и, кажется, солнце из-за туч выскочило и ударило прямо в глаза атаману, – Чего тебе в Новогороде не сидится? Чего в стужу носы морозите?
– Нужда погнала, Лучезарная! – Неожиданно даже для себя вспомнил, как надо величать ее атаман, – Нужда! Задавили Садки да сурожане.
– Ступайте, с Богом, по домам! И что б я вашу компанию ушкуйную боле ни зимой в морозы трескучие, ни летом в жару душную в Залесской земле, да и по всей Руси нюхом не нюхивала, глазом не зыркала.
– Благодарствуем, заступница!!! – Ушкуйники рванули так, что только морозная пыль вихрем закружилась.
Алексий подъехал к Марии.
– Так ли надо, Сиятельная?
– Так, отче. Боле не будет ушкуйников на земле нашей. Сами не пойдут и внукам накажут.
Помолвку отыграли во Владимирском тереме тихо без большой гульбы. Дмитрий все делал тихо. Невеста была диво как хороша, но тиха и глаз не поднимала. Мария со свадьбы пропала как тень, только Алексий и заметил. Сергия на свадьбе не было, да и братьев не было. Встретились они на Бору над Москвой рекой. Без уговору. Посмотрели друг на друга, как будто, так и надо. Подошли вдвоем к мастеру, что стену каменную вкруг Чудова монастыря ладил, посмотрели. Она со знанием дела – дала совет дельный, он посмотрел – на ус намотал. Подивился – эка невидаль стена камена, но виду не подал. Стена вознеслась уже выше роста конного дружинника. Из белого камня, как церква. Вдоль стены шел ров, из речного русла копанный, с подъемным мостом. Да по склону поставили засеки из острых кольев. Точь-в-точь замок речной. Только от кого тут замок на реку вешать. Ни варяги, ни ушкуйники к Дому Богородицы нос не совали. Да и нечего было здесь искать. Кош ордынский? Так он общий. За него башку снесут, где бы ни прятался. А так ни кола, ни двора. Одни комтуры, да монастыри, вкруг холма.
Через год Ольгерд литовский, науськанный тверскими князьями, дождался, когда малолетние князья Дмитрий да Владимир с Алексием в Чудов на моление приехали, и двинул дружины. Попугать хотел юнцов. Больно голову гордо держали под опекой митрополита черного. Попугать хотел, да сам опешил. Выскочили они на холм из дубравы, стремя в стремя с братом Кейстутом и племянником Витовтом, посмотреть на развалюхи эти Залесские, в забытом медвежьем краю и опешили. Белыми сугробами в зелени бора на холме сияли невиданные стены, как град небесный Иерусалим. У подножья холма грозно темнели дубовые накаты монастырей Зачатьевского и Богоявленского, а по склонам, как еж, ощетинились острые колья. От широкой глади реки до глубокого рва, обегавшего белые стены. Ольгерд в растерянности почесал затылок. Ну ладно, то, что стены издаля не пожжешь, было ясно. Что с налету на холм не взлетишь, только дружину на колья наденешь – тоже. Но ведь там, в бору, еще и плащи братских дружин, белые, давно забытых храмовников, черные, как крылья воронов, хорошо всем известных тевтонов, мелькали. А нарываться на их мечи желания у Ольгерда не было. Резко поворотил коня и махнул рукой. Попугали, вот тебе раз. Домой!
Неудача только разозлила старого ханского наместника. Сопляки, на братские дружины оперлись, стенки выстроили и за ними отсиделись. Он зло кусал ус, сидя в тереме на горе Вильно. Гонец принес еще одну недобрую весть. Владимир Андреевич – младший из этих выскочек, заключил вечный мир с ливонцами, перетянув их на свою сторону. Другой гонец доложил, что Михаила, его союзника и приятеля, из Твери поперли и он, отсидевшись в его землях, подался в Орду к ханам, жаловаться на этих наглых мальчишек, ясак не платящих и ханскую волю не выполнявших.