Тайны Римского двора

Одним из самых сильных средств для привлечения публики в церковь был выбор проповедников; церкви старались переманить одна от другой знаменитых проповедников, как антрепренёры театральных трупп отнимают друг у друга известных актёров; в этом сравнении нет никакой попытки преувеличить или оскорбить. Проповеди объявлялись заранее. Евангелическая кафедра, долженствовавшая отличаться скромностью и смирением, стала искать шум, гласность и блеск. Пошли далее, проповедь оставила формы и язык, которые подходили к её существу, приняла ораторские манеры и стиль академических и политических диспутов; иногда даже она затрагивала современные мысли в литературных новинках, которые особенно волновали умы. Теперь и не думали, как прежде, внушить и убедить, нет, теперь старались нравиться и увлекать; без этого успех был немыслим.

Священник церкви Сен-Рош был обязан публичной славе заявлениям благодарности одной высокой особы.

Как только стало известно, что небесполезно наведываться в эту церковь, которую посещает двор, тотчас же стало возможным встретить там множество великосветских персон, сановников в честолюбцев, которые приезжали хоть раз в год, чтобы показаться кому следует.

К этим главным средствам обольщения присоединялись и второстепенные: умножали число братств — мужчин и женщин, юношей и девушек и детей обоего пола; создавали массу церковных должностей и испытаний, более нежных, нежели благочестивых, которые действовали преимущественно на сердце, а не на ум.

Тогда выдумали месяц Святой Марии.

Эти нововведения не имели только единственною целью приобретение массы служек, клирошан, хоров с чистыми и звучными голосами, детей во цвете лет, дышащих свежестью, непорочных, невинный вид которых имел столько прелести для пресыщенных взоров. Эти объединения в братства сплачивали и приучали к порядку прихожан, зачисляли в корпорации целые семейства.

Священник церкви Сен-Рош сделал из своего прихода нечто особенное; он не управлял паствой — он царствовал над ней, и если низший класс его прихожан составлял массу его подданных, то высший составлял его двор.

Красивое зрелище представлял он, сидя посреди хора, под блестящим балдахином, разукрашенным кружевами!

Вся его внешность была чисто первосвященническая; кругом ему оказывали почтение и обожание, которых он не требовал, но которые сумел внушить. Сен-Рошский священник служил, окружённый коленопреклонённым причтом, как это делается в базиликах самых могущественных духовных престолов. Это первенство не было незначительным фактом в то время. Великие и низкие мира сего, все подчинялись его требованиям, которые не раз пытались выйти из ограды храма. Сен-Рош достигла своей цели: королева велела устроить для себя трибуну, что придало церкви вид королевского прихода.

Парижские священники имели старую репутацию благочестия смиренного и чистосердечного; все признавали, что они вспоминали о богатых, только чтобы позаботиться о бедных. Мы не хотим сказать этим, что теперь это не так, мы хотим только указать на те изменения, которые затрудняли впоследствии их полезную деятельность.

Прежде, как мы сказали, священнодействие в парижских приходах не старалось обставить себя пустой декоративностью; но после того как толчок, данный чванством Сен-Рош, ощутили во всех церквах столицы Франции, мы боимся, не потеряли ли чего-нибудь неимущие от этой пышности, которая привлекла богатые классы.

Под влиянием этого прекрасного вдохновения все церкви загорелись желанием блистать и стали расточать на украшения капиталы, которые имели совсем другое назначение; со всех сторон явилась пышность, отнимавшая у культа то достоинство, которое внушает уважение, его заменило теперь любопытство.

Церковь Сен-Сюльпис показывала гордость своих юных семинаристов. Notre-Dame de Lorette переделали в гостиную, похожую на будуар, то же и с церковью Магдалины, коринтийский стиль которой напоминает мифологический храм. Французская церковь наконец сама потеряла религиозное чувство, подражая римской чувственности и материализму.

Христианское художество утратилось.

Между тем парижские церкви исправляли свои развалины: великолепнейшие разрисованные стёкла, фрески, картины, чудесные органы, скульптурные украшения, удивительная резьба, дерево, бронза и мрамор, выделанные самым изобретательным образом, преображали здание или придавали ему новые красоты; но всем этим работам, усилиям, украшениям недоставало души — религиозного настроения.

Частые переделки выставили наружу именно этот недостаток, современная истина не вязалась со стариной, она не умела расположить к молитве, она не обладала сосредоточенностью и строгостью старинных сводов; эти кричащие главы препятствовали размышлению.