Тайны Востока

— Ты презираешь религию наших отцов и науку наших жрецов? — в благоговейном ужасе воскликнула мать, с изумлением глядя на лицо сына, словно отлитое из бронзы.

— Наоборот, — улыбнулся он, — я стремлюсь к ней. Но… пирамида неподвижна. Нужно, чтобы она двинулась вперед. Я никогда не буду фараоном. Моя родина далеко отсюда… Она, — махнул он рукой в сторону горизонта, — там… в пустыне…

— Хозарсиф! — воскликнула дочь фараона, пораженная его словами. — Зачем ты кощунствуешь? Я родила тебя на свет, и все же я не знаю тебя! Во имя Озириса скажи мне: кто ты и что собираешься делать?

— Могу ли я знать? — пожал плечами Хозарсиф. — Один Озирис знает, — с задумчивым видом продолжал он. — Он и научит меня, когда настанет время. А ты, моя мать, дай мне свое благословение, чтобы Изида покровительствовала мне и чтобы земля Египта оказалась благоприятной для меня…

Хозарсиф преклонил колена перед матерью и, скрестив руки на груди, склонил голову. Сняв с головы цветок лотоса, та подала его сыну и, уже понимая, что мысли его останутся для нее вечной тайной, удалилась из храма, шепча молитву.

А Хозарсиф с новой энергией принялся проходить посвящение Изиды, как звали в древней египетской мифологии богиню плодородия, воды и ветра, волшебства, мореплавания и охранительницу мертвых, супругу и сестру Озириса и мать бога солнца Гора. Он легко вынес все испытания, проявил необыкновенное усердие в понимании и владении священными числами, прикладной символизм которых был в то время безграничен. У него был могучий дух и он презирал все личные и временные интересы и с необыкновенной легкостью проникал во все явления, над всем властвовал и при всем этом никогда не проявлял ни желания, ни возмущения, ни любопытства.

Хозарсиф так и остался загадкой как для своей матери, так и для учителей, которые обучали его. Они видели в нем несгибаемую волю и понимали, что его невозможно сбить с выбранного им или намеченного ему сверху пути. Первосвященник Мембра все-таки решил узнать, до каких же пределов простирается его честолюбие, и однажды, когда Хозарсиф с тремя другими жрецами нес золотой ковчег с десятью наиболее ценными книгами храма, в которых была собрана вся наука магии и теургии, спросил его:

— Чего ты добиваешься?

— Ничего, кроме вот этого, — ответил Хозарсиф, кладя руку на ковчег.

— Значит, — сделал вывод Мембра, — ты хочешь стать первосвященником и пророком Египта!

— Нет, — покачал головой Хозарсиф, — я только хочу узнать содержание этих книг!

— Но как же ты можешь узнать его, — удивился Мембра, — если эти книги может знать только первосвященник?

— Озирис говорит, когда хочет, как хочет и кому хочет! — последовал быстрый ответ. — Да и что эти книги? Так, мертвечина… Но если дух захочет того, он обязательно заговорит со мной, и я узнаю все то, что знают первосвященники! А пока мне остается только ждать и повиноваться…

Его ответы стали известны Рамзесу, и фараон стал бояться честолюбия Хозарсифа и подумывать о том, как бы он не отнял у него его трон. Именно поэтому он сделал его священным писцом храма Озириса. Это была очень важная должность, которая давала возможность ее хранителю соприкасаться с символизмом, космографией и астрономией. Но в то же время она удаляла его от трона. Однако Хозарсифа мало волновала вся эта суета, и он предавался своим занятиям со свойственной ему энергией. Как и все избранные, он не подчинялся слепому року и отчетливо чувствовал, как само Провидение готовит его к намеченной цели.

Вскоре его послали с инспекцией начальников провинции дельты, где данники Египта евреи выполняли самые тяжелые работы на строительстве крепостей. Независимые и очень гордые, они часто отвечали неповиновением и даже ударом на удар. Наблюдавший за ними Хозарсиф постоянно чувствовал необыкновенную симпатию к этим людям, которые преклонялись перед своим единым богом и всячески сопротивлялись несправедливости.

И однажды, когда египетский надсмотрщик стал избивать беззащитного еврея, Хозарсиф вырвал из его рук палку и убил египтянина. Чем поставил себя в очень сложное положение. Жрецы, виновные в убийстве, наказывались очень строго, а поскольку сам фараон весьма подозрительно относился к Хозарсифу, то жизнь его повисла на волоске. Он не стал дожидаться суда и, решив сам себе назначить искупление греха, покинул родину. Все толкало его в пустыню, в обширное неизведанное: его тайные желания, предчувствие своей миссии и, что самое главное, внутренний голос, который все время говорил ему: «Иди, там твое назначение!»

Он поселился в храме Мадаимском, где первосвященником был Иофор, встретивший его с великой радостью. И кто знает, не угадал ли он уже тогда назначение этого человека, которому было суждено стать пророком изгнанников и вождем Божьего народа.

Но прежде всего Хозарсиф решил подвергнуть себя искуплению греха, поскольку посвященный, который совершил убийство, терял преимущество преждевременного воскресения из мертвых. И чтобы снова вернуть себе его, он должен был пройти страшное испытание.