Читаем Тайны Востока полностью

И, конечно, ничего удивительного в том, что Светловым заинтересовалось ГПУ не было. Советская разведка нуждалась в таких по сути дела подготовленных работниках. Ну а когда Вальтер поведал старому приятелю о том, что отказался возвращаться в Германию по приглашению брата отца, его судьба была решена. И вместо Вальтера, которого дядя никогда не видел, в Берлин поехал советский разведчик Илья Светлов.

«Дядя» Ганс был на виду в нацистской партии и помог «племяннику» проникнуть в святая святых гитлеровской службы безопасности — в военную разведку. Шульц весьма успешно выполнил несколько заданий главы разведывательного немецкого ведомства Вальтера Шелленберга, и именно на нем тот остановил свой выбор для подготовки операции в Тегеране. Разумеется, на следующий день в Москве знали о секретном задании Светлова.

Уже в самолете генерал Панков получил шифровку, из которой узнал о сообщении командира партизанского отряда Медведева о подготовке террористического акта против Большой тройки и о неком разведчике фон Ортеле, который занимался вербовкой Николая Кузнецова. По словам Медведева, этот самый Ортель неожиданно исчез, и, несмотря на все усилия Кузнецова, ему так и не удалось выяснить, что же произошло с немецким разведчиком.

— По всей видимости, — взглянув на Авдеева, негромко заметил Панков, — этого самого Ортеля перевели на казарменное положение. Ну а нам надо срочно установить наблюдение за Глушеком…

За поляком стал наблюдать майор Олег Смирнов, который великолепно знал Персию и имел в ней обширные связи. Найти Глушека и установить за ним наблюдение особого труда не составило, а еще через неделю Смирнов доложил Панкову о тайной встрече Глушека с каким-то человеком, за которым сразу же установили наблюдение.

— Это немец, — улыбнулся Панков, — мы знаем его, и следить за ним не надо!

Да и зачем было следить за человеком, который уже через несколько часов явился на конспиративную квартиру. Светлов-Шульц, а это был, конечно, он, рассказал о встрече с поляком, который намеревался разместить террористов в ночном притоне Гуссейн-аги.

— Ну что же, — кивнул Смирнов. — Отправляйся в Курдистан встречать гостей!

Владелец единственного караван-сарая Ибрагим-ага хорошо знал Самуэля Зульцера и быстро накрыл для своего дорогого гостя столик. Отведав восточных блюд, Светлов в сопровождении нескольких вооруженных с ног до головы курдов отправился к шейху Асо.

Завидев Шульца, тот вытянулся в нацистском приветствии.

— Хайль Гитлер!

Обменявшись с шейхом несколькими дежурными фразами, Светлов поведал тому о цели своего приезда, чем несказанно обрадовал Каземи, который буквально светился от гордости за оказанное ему доверие. И тут же повел высокого гостя смотреть площадки, на которые должны были приземлиться парашютисты.

Через несколько часов эти данные были известны в Берлине и Москве. Стало известно и то, что диверсантов к шейху доставит транспортный самолет, который должен был прилететь со стороны Турции. Что же касается самого Светлова, то он снова отправился к шейху. Именно ему было поручено встретить диверсантов и доставить их в Тегеран.

Во избежание возможных неожиданностей было решено не допустить появления диверсантов у шейха, и когда появившийся в темном небе самолет без опознавательных знаков не подчинился требованию советских истребителей приземлиться и изменил направление, его попросту сбили. От самолета остались только обломки, но по собранным контрразведчиками частям оружия было понятно, что в нем летела группа прекрасно экипированных диверсантов.

Той же ночью контрразведчики арестовали Анджея Глушека. Завидев незнакомых людей, поляк кинулся к тумбочке, где у него хранилось оружие, но его быстро связали. В эти самые минуты Олег Смирнов руководил операцией по аресту шейха Каземи. Однако тот, словно предчувствуя недоброе, успел скрыться, и все поиски этого махрового нациста так и не увенчались успехом.

Неизвестно, как сложилась дальше судьба Светлова, но именно он был одним из тех, кому Большая тройка обязана своими жизнями. Да и кто сейчас может сказать, как бы развивалась мировая история, сумей гитлеровцы осуществить свой замысел…

МИССИЯ В КАБУЛЕ, ИЛИ КАК УБИРАЛИ АМИНА

Народно-демократическая партия Афганистана была расколота на фракции — «большевиков» («Хальк»), во главе с Муххамедом Тараки и Амином, и «меньшевиков» («Парчам»), руководимых Бабраком Кармалем.

Советское руководство делало ставку на Кармаля. Очень скоро Кармаль заключил с Тараки договор против Амина, и, казалось, пребывание Амина на политической сцене подходило к концу. Но когда в апреле 1978 года в Кабуле начались беспорядки и президент Афганистана Мухаммед Дауд арестовал всех коммунистов, Амин умудрился остаться на свободе, что тоже весьма примечательно. Ну а после победы народно-демократической революции ему удалось в глазах общественного мнения создать впечатление, что именно он возглавил успешное восстание против реакции.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное
Русская печь
Русская печь

Печное искусство — особый вид народного творчества, имеющий богатые традиции и приемы. «Печь нам мать родная», — говорил русский народ испокон веков. Ведь с ее помощью не только топились деревенские избы и городские усадьбы — в печи готовили пищу, на ней лечились и спали, о ней слагали легенды и сказки.Книга расскажет о том, как устроена обычная или усовершенствованная русская печь и из каких основных частей она состоит, как самому изготовить материалы для кладки и сложить печь, как сушить ее и декорировать, заготовлять дрова и разводить огонь, готовить в ней пищу и печь хлеб, коптить рыбу и обжигать глиняные изделия.Если вы хотите своими руками сложить печь в загородном доме или на даче, подробное описание устройства и кладки подскажет, как это сделать правильно, а масса прекрасных иллюстраций поможет представить все воочию.

Владимир Арсентьевич Ситников , Геннадий Федотов , Геннадий Яковлевич Федотов

Биографии и Мемуары / Хобби и ремесла / Проза для детей / Дом и досуг / Документальное