Читаем Тайны Востока полностью

Идеалом Кемаля было единое государство с турецким языком и литературой. Поэтому в декабре 1926 года министерство культуры уже официально запретило употребление таких слов, как «курд», «лаз» и «черкес», поскольку они «нарушали единство турецкой нации». Было исключено из обихода и такое слово, как «диктатура», и надо было обладать завидной смелостью, чтобы произнести его.

После разгрома оппозиционной партии открытого давления на Кемаля уже не было, хотя его бывшие соратники по-прежнему выступали против авторитарного правительства и требовали сохранения демократических норм. Но Кемалю, вкусившему абсолютной власти, все эти детские разговоры были уже неинтересны, и он не собирался выпускать бразды правления из своих рук. Благо, что его ближайший сподвижник Исмет был полностью согласен с ним.

«Правительство, — говорил он, — есть не что иное, как высшее командование на войне, и все возражения должны вноситься до того, как принят план генерального сражения. После этого следует только подчиняться принятым решениям, но никак не обсуждать и уж тем более не сопротивляться им! Что же касается политической борьбы, то, конечно, она допустима, но только в тех странах, которые в достаточной степени цивилизованные и политически зрелые. Турция пока к ним не относится, следовательно…» Делайте соответствующие выводы!

И они были сделаны! В Анкару в сопровождении профессионального преступника Измаила по кличке «Лаз» прибыл один из самых ярых противников Кемаля Зия Хуршит. Близкий друг убитого охранниками Кемаля Али Шюкрю до сих пор не мог успокоиться из-за своего изгнания из меджлиса и ненавидел Кемаля. В Анкаре он встретился с некогда видным деятелем «Единения и прогресса» и Прогрессивной партии Ахметом Шюкрю и с Арифом, удаленным Кемалем от себя.

Откинув совершенно ненужную дипломатию, они сразу же заговорили о покушении на Кемаля. А договорившись, попытались привлечь в свои ряды Рауфа и некоторых других лидеров распущенной партии. Но все было напрасно, никто даже и слышать не хотел об участии! А Рауф, так и не сумевший отговорить их от этой опасной затеи, поспешил уехать за границу. Не желая быть скомпрометированным подобными знакомствами, он тем не менее по каким-то причинам, ведомым только ему, ни единым словом не обмолвился властям о готовящемся на президента покушении. И как знать, не надеялся ли он в глубине души вернуться в уже свободную для него Турцию после того как Кемаля не станет!

Подготовка к покушению шла полным ходом, и поначалу заговорщики намеревались покончить с Кемалем в Анатолийском клубе, где президент часто играл в карты с членами дипломатического корпуса. Однако из-за некоторых технических сложностей им пришлось отказаться от этой затеи, и в конце концов с Кемалем было решено покончить в Измире, где у Шюкрю был надежный человек по кличке Сары Эфе (Желтый храбрец).

Покушение планировалось совершить на одной из улиц, где президентский автомобиль всегда снижал скорость. Заговорщики намеревались открыть огонь из пистолетов, а затем для большей верности бросить в машину гранату.

Однако один из них не выдержал напряжения и выдал своих сообщников. Все они были мгновенно арестованы, и прибывший в Измир президент сам допросил Зию Хуршита, тот подтвердил наличие заговора, и Кемаль вызвал в Измир Суд независимости.

Судьи принялись за работу, и уже очень скоро «выяснили», что непосредственными организаторами покушения на президента являлись… бывший министр финансов Османской империи Джавит и наиболее близкие к нему люди. Было ли это на самом деле так, или так хотелось видеть желавшим угодить Кемалю судьям? На этот вопрос не ответит уже никто и никогда! Конечно, устранение Кемаля было выгодно многим политикам, как бывшим, так и настоящим, но одно дело желать его устранения, и совсем другое готовить его!

Ни сам Джавит, ни окружавшие его люди никогда не занимались подрывной деятельностью и не критиковали режим публично, отводя душу на своих встречах. Однако Суд независимости подобные мелочи уже не интересовали, и ему было достаточно собственной версии! Да и о чем еще было говорить, когда складывалась весьма интересная комбинация! Зия Хуршит в клубе прогрессивистов в Анкаре, уже арестованные и доставленные в Измир лидеры Прогрессивной партии, знавшие о заговоре и, наконец, бывшие члены «Единения и прогресса»! Чего же еще надо! Да и когда еще предоставится такой удобный случай одним ударом покончить со всеми врагами Кемаля, если он, конечно, предоставится вообще!

Больше всех на суде откровенничал Сары Эфе, сразу же заявивший, что деньги на организацию покушения им давали связанные с прогрессивистами Кара Кемаль и Джавит! И мало кто из слушавших этого молодца сомневался в том, что он обыкновенный провокатор.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное
Русская печь
Русская печь

Печное искусство — особый вид народного творчества, имеющий богатые традиции и приемы. «Печь нам мать родная», — говорил русский народ испокон веков. Ведь с ее помощью не только топились деревенские избы и городские усадьбы — в печи готовили пищу, на ней лечились и спали, о ней слагали легенды и сказки.Книга расскажет о том, как устроена обычная или усовершенствованная русская печь и из каких основных частей она состоит, как самому изготовить материалы для кладки и сложить печь, как сушить ее и декорировать, заготовлять дрова и разводить огонь, готовить в ней пищу и печь хлеб, коптить рыбу и обжигать глиняные изделия.Если вы хотите своими руками сложить печь в загородном доме или на даче, подробное описание устройства и кладки подскажет, как это сделать правильно, а масса прекрасных иллюстраций поможет представить все воочию.

Владимир Арсентьевич Ситников , Геннадий Федотов , Геннадий Яковлевич Федотов

Биографии и Мемуары / Хобби и ремесла / Проза для детей / Дом и досуг / Документальное