Тайны Востока

Да он и сам невольно подтвердил это, когда обвинитель потребовал для всех обвиняемых в заговоре с целью свержения правительства смертной казни. Все оживление разом исчезло с его лица, и он в отчаянии воскликнул: «Никто даже не обратил внимания на мои услуги!» Но если Джавид и компания мало волновали Кемаля, то участь бывших друзей не могла оставить равнодушным даже его, всегда беспощадного к своим врагам. И без особого энтузиазма и блеска в глазах он сказал пришедшим поужинать с ним Исмету и Фахреттину: «Лысый Али намерен повесить наших генералов вместе с другими!» Сразу же уловив сквозившее в каждом слове их хозяина нежелание отправлять своих бывших друзей на виселицу, генералы приняли игру, и с несвойственной ему дипломатичностью Фахреттин заметил: «У меня нет ни малейшего сомнения в том, что вы лучше нас знаете, что надо делать. И все же меня не покидает ощущение, что вы проявите милосердие!»

Солидарен с ним был и тонко уловивший настроение Кемаля Исмет. «Если вы помилуете их, — со смиренной улыбкой произнес он, — нация еще больше будет прославлять вас!»

«Ну и прекрасно! — удовлетворенно кивнул, ничего другого и не ожидавший от своих собеседников Кемаль, и испытующе взглянул на Исмета. — Надеюсь, мы можем быть уверенными в будущем?» «Я, — сразу же заверил его тот, — обещаю вам проявлять необходимую твердость!» «Ну что же, — усмехнулся Кемаль, — в таком случае мне надо еще раз поговорить с Али!»

Утром Кемаль уехал в Анкару и всю дорогу с увлечением читал французский роман. В тот же день Неджип Али вынес тринадцать смертных приговоров и оправдал Карабекира, Али Фуада, Рефета и Джафера Тайяра. Но как только они появились на улице и окружившая их огромная толпа принялась скандировать «Слава Аллаху, спасшему наших пашей!», Лысый Али недовольно покачал головой: похоже, все начиналось сначала! Увидев приветствовавших их людей, Али Фуад взглянул на Карабекира. «Ну вот, — негромко заметил он, — теперь мы оправданы полностью!»

Тот грустно покачал головой, снова и снова вспоминая тот день, когда он так неосмотрительно поддался влиянию Кемаля и не арестовал его по приказу султана. Что же касается шагавшего рядом с ним Али Фуада, то ему было не до воспоминаний и он был несказанно счастлив своему чудесному спасению!

Очень скоро он снова сойдется с Кемалем, и на первом же обеде тот скажет ему: «Только ради вас я даровал прощение всем остальным!» По всей видимости, это будет правдой, поскольку Кемаль и на самом деле был расположен к Али Фуаду, с которым его связывали воспоминания юности. Со временем будет прощен и допущен в большую политику Рефет. С изгнанными из страны Карабекиром и Рауфом Кемаль разошелся уже навсегда…

Второго августа 1926 года в Анкаре начался процесс над бывшими юнионистами, и теперь их обвиняли не только в участии в заговоре против Кемаля, но и в «безответственном поведении», позволившем втравить Турцию в Первую мировую войну, в коррупции лидеров и страданиях народа. И роль первой скрипки по-прежнему отводилась Джавиту, что, возможно, совершенно не соответствовало действительности.

«Джавит, — писал о нем близкий к Кемалю Фалих Рыфкы, — не был революционным террористом… Напротив, это был в высшей степени цивилизованный человек. Начиная с Лозаннской конференции, где он являлся советником турецкой делегации, он встал в оппозицию, поскольку всегда считал, что без помощи Запада мы не в силах создать мощное государство. И Кемаль и Исмет были солдатами, и анкарское правительство по своей сути являло собою военную диктатуру, для которой республика являлась только маской. Джавит был прирожденным финансистом и рассматривал национализм как нечто, весьма ограничивающее возможности развития. Он был патриотичен и честен, и единственным его недостатком были самонадеянность и гордость…»

Что ж, возможно, так оно и было, и все же причины конфликта между Кемалем и Джавитом были куда серьезнее, нежели предъявленное ему обвинение. Джавит был не меньшим модернистом, чем сам Кемаль, хотя и не верил в способность народа построить мощную экономику без посторонней помощи. И именно поэтому он был очень опасен для Кемаля.

В Турции у него были последователи, и для компрадорской буржуазии и желавших сотрудничать с Западом политиков Джавит был самой подходящей фигурой. Он был масоном, имел обширные связи с деловыми кругами Запада и пользовался репутацией знающего и умного человека.

Сыграло во всей этой страшной истории свою зловещую роль и ближайшее окружение Кемаля, не намеренное впускать в свои ряды какого-то салоникского «еврея Джавита»! Сам Кемаль был свободен от подобных предрассудков. Ведь его самого обвиняли в принадлежности к сынам Израиля, и как-то он даже сказал другу детства Нури Джонкеру: «Некоторые говорят, что поскольку я родился в Салониках, то я еврей. Но при этом они почему-то забывают, что родившийся на Корсике Наполеон был итальянцем, и тем не менее он вошел в историю как француз! И любой человек должен служить тому обществу, которое окружает его!»