Кто-кто, а Бестужев прекрасно знал правду о Кавказской войне и то, что на самом деле представляло собою то самое «карательное умиротворение», под флагом которого действовали русские войска. Он убивал, сжигал аулы, сгонял горцев из родных домов и гнал их дальше в годы, как диких зверей. В отличие от Пушкина, который видел в Кавказской войне «часть нашей родной эпопеи», Бестужев писал о русском движении, подмявшем под себя «по дороге беспокойный горный улей племен», и не раз говорил о том, с «каким самосознанием нравственной и политической силы попирали мы Кавказ, на который первым наложил пяту преобразователь России Петр Первый!»
Большой знаток Кавказа, он пользовался большой популярностью у местных мудрецов, мулл, знатоков Корана и простых горцев. Он познавал подлинный Кавказ, который так и остался непроницаемым для постороннего взгляда, и, составляя свой романтический миф о Кавказе, он, как и всякий настоящий писатель, не мог не вносить в свое творчество волновавшие его мысли.
Он рано понял огромное значение религиозных различий между восточными народами, причины вечных раздоров между суннитами и шиитами и призывал использовать их наряду с соперничеством между Ираном и Турцией. Он восхищался свободолюбием черкесов и был поражен первобытной жестокостью больших и малых мусульманских тиранов, лозунгом которых было следующее выражение: «Делай со мною все, что хочешь, но позволь мне делать с нижними то, что я хочу!»
В то же время он не мог не видеть простого горца, лишенного амбиций и занятого мирным трудом. И, конечно, война заставила его изменить мнение о своем народе. Солдаты не задавались нравственными проблемами, ибо вопрос был для них очень прост: либо убить горца, либо самому остаться без головы! И они сражались так, что Бестужев невольно восхищался ими.
Книги Бестужева о Кавказе быстро принесли ему славу в России, ими зачитывались офицеры, женщины, уже появившееся поколение демократической молодежи и даже чиновники. Ведь бывший декабрист был окружен в их глазах таинственным ореолом. И, конечно, они очень бы удивились, узнав, что этот человек с такой трагической судьбой живет на прекрасной частной квартире, держит великолепный стол, выписывает французские вина, духи, помаду, дорогие шведские перчатки, столовое серебро, батистовые голландские рубашки с кружевом, персидские халаты и модные перстни с чеканкой. А вот начальники Бестужева не удивлялись ничему, а просто-напросто лишили его заслуженного им солдатского Георгия из-за того, что этот, с позволения сказать, «солдат» вел слишком роскошный образ жизни.
Имел Бестужев и еще одну страсть — любовь к женщинам! Ореол мученика, постоянная готовность пойти на любую безумную авантюру, прекрасное воспитание и красивая наружность, — все это делало писателя неотразимым, и он одерживал одну победу за другой. Рискуя жизнью, он не раз пробирался в гаремы ревнивых и кровожадных дербентских мусульман, и один только Бог знает, как ему удавалось уходить из них целым и невредимым. К нему на квартиру под покровом ночной темноты пробиралась прелестная Александра Ивановна Н., одетая в мундир своего мужа-поручика. И по сей день остается тайной гибель очаровательной Ольги Нестерцовой, убитой выстрелом из пистолета в его постели. В Керчи он завязал роман с женой ссыльного декабриста Антуанеттой Булгари, и только ее двое детей помешали ему, по его собственному признанию, увести эту прекрасную женщину от мужа.
Да, он вел жизнь, полную приключений, и в то же время прекрасно осознавал, что идет навстречу собственной гибели. Видимо, в подсознании у него сидела мысль о том, что было бы недостойно окончить свои дни в теплой постели. А потому он и записал в тот самый день, когда вернулся с могилы Грибоедова: «Да, я чувствую, что смерть моя также будет насильственной и необычайной, что она уже недалеко — во мне слишком много горячей крови, крови, которая кипит в моих жилах, слишком много, чтобы ее оледенила старость. Я молю только об одном — чтобы не погибнуть простертым на ложе страданий или в поединке — а в остальном да свершится воля провидения!»
И она свершилась! Бестужев героически погиб при высадке русского десанта в Абхазии, у мыса Адлер. Прикомандированный к Грузинскому гренадерскому полку, он попытался вернуть ушедших далеко в лес стрелков, но в завязавшейся схватке был ранен в грудь и изрублен горцами. Его тело так и не нашли. Правда, несколько позже один из его приятелей видел у какого-то горца золотой перстень писателя.