Тайны жизни Ники Турбиной («Я не хочу расти…»)

Снова Москва, зима, прогулки с другом. Снова – Майя Никаноркина. Выше упоминалось, что Ника в не свойственной ей манере пыталась начисто переписать стихотворение «На улице какой…» (табл. 1. п. 36), но результат был плачевным. А теперь взгляните, насколько красиво и безошибочно написано оно вообще и по сравнению с черновым вариантом в частности. На первый взгляд, почерк неузнаваем, но если присмотреться, несложно найти здесь уже знакомые, явно Майины, прописные буквы В, Д, И, Н, М, С, Ч и многие строчные. Очевидно, Майя хотела показать Нике, как правильно надо писать, но потом ей надоело выписывать каждую букву, и она две последние строки на этой странице и окончание стихотворения на следующей написала уже ближе к обычному своему почерку. Оставляю читателям время на разгадку очередной Майиной уловки, а пока продолжим знакомство со стихами из общих тетрадей. Они не только интересны и доставят удовольствие прочесть их в оригинале, но и позволят сделать еще один шаг для ответа на вопрос, кто все же был их автором. Сразу же оговорюсь, что все приведенные ниже оригиналы стихотворений и фрагментов никогда не были опубликованы.

Обратимся к стихотворению «Одной из женщин» (табл. 3, п. 8). Советую читателям внимательно прочитать его (см. гл. 6, ч. I) до того, как они ознакомятся с представленным ниже черновым вариантом:

В семь сорок
Отбудет поезд
В семь сорок
Придет расплата
За то, что
Разорвано платье
И что у тебя за плечом
За то, что забыла вернуться.
Туда, где стрелки часов —
Это боль
Так не точно
Торопят минуты вперед.
Ты выйдешь на станцию —
 Тихо.
Твой поезд ушел на рассвете
Не надо придумывать фразы,
Чтоб время простило тебя.
И платье осталось белым
Зеленым бывает поле
Зеленой бывает свобода
Как ветер, что гонит листву
Ты просто забыла о дате
В семь сорок уходит поезд
В семь сорок приедет любимый
Но это уж было вчера.

Вот такой оригинал. Скажите, пожалуйста: кто, кроме Майи, судя по выделенным строчкам и ее почерку, мог написать это стихотворение? Конечно, никто. Майя в молодости, как известно, была весьма привлекательна и, по словам Карповой, могла обворожить любого мужчину. У нее было множество романов в Ялте и в Москве. Но удивительней всего то, что она никого не любила, и те, кто увлекались ею, рано или поздно чувствовали это и сами остывали. А Майя хотела лишь любви к себе, которая не могла вспыхнуть без взаимности. Отсюда все ее переживания, спрятанные от чужих глаз в стихи. Об этом если кто и знал, то лишь Карпова, которая незадолго до смерти мне сказала, что в этом стихотворении Ника уличает Майю во лжи. И я поверил, потому что Майя по жизни была первостатейной лгуньей, для которой ложь – «любимейшая из одежд» (строка Светланы Карповой). Кстати, этот ее талант, а она была талантлива во всем, проявился и здесь: «семь сорок», ассоциирующееся с известным танцем, она заменила на «шесть сорок», удалила все строки, которые могли ее выдать, а главное – дала стихотворению загадочное название – «Одной из женщин», мол, догадывайтесь, о ком здесь идет речь. И тогда слово «любимый» в конце не режет глаз.

На иллюстрациях приведены оригинал первого варианта этого стихотворения (их два, второй окончательный), а также страницы из общих тетрадей. Обращают на себя внимание, и это часто повторяется, множество набросков будущих стихотворений, отдельные строки и строфы, которые назовем фрагментами. Даже в таком виде их интересно читать. Судите сами:

Люди теряют память,
Как зонтики в метро.
Люди слова бросают,
Как мусор в окно.
Не важно, кому
На голову
Помои вылиты.
Мои полы вымыты

На этой же странице – строки, впоследствии вошедшие (и не вошедшие) в стихотворение «Чужие окна – немое кино…». Читатель, наверное, помнят, что стихотворение «Люди теряют память…» (табл. 1. п. 31) Ника читала Иосифу Бродскому при встрече с ним в Нью-Йорке, и у них возник спор по поводу строк: «Быть хорошо счастливым – /Так говорил Всевышний». Великий поэт заметил, что Всевышний так не говорил, а Ника утверждала, что как автор вправе вложить Ему в уста эти слова. Так вот, в оригинале этого стихотворения был иной вариант: «Быть хорошо счастливой… / Так ведь хотел Всевышний». Конечно, «говорил» читается легче, чем «так ведь», но эта замена привела к изменению смысла, что не ускользнуло от внимания Бродского.

Ознакомлю читателей и с другими фрагментами стихов Майи:

«В Крыму Вангоговская ночь…»