Тайны жизни Ники Турбиной («Я не хочу расти…»)

Ты знаешь, что когда идут роды, роженица только и может, что рожать! Сегодня первый день, первое утро, когда бы отдохнуть, но я не стал, ты же ждешь, терпишь, и вот сел и написал. Хорошо, что к рецензии тогда еще осенью подготовился ответственно и серьезно, делал записки, написал хвалу – тебе и богу Пастухову: издать Никаноркина и срочно. Словом, завтра отвезу в издательство, и ты дери с него кожу и требуй.

Юбилей в ЦДЛ прошел блестяще. Говорят, что такого не было 30 лет! Не могли впустить всех желающих, даже по билетам не пускали, не было мест! Стояли в проходах везде, везде. Все говорили, что я хороший и даже великий (Зыкина, Вознесенский), а я сказал, что рост у меня 167 и Петр Великий был выше.

Банкетище отбухал на 140 персон. Пели, плясали, ЦДЛ превратился в улицу русской деревни. Вот так- то, Толя – Гнатьич, значит, Боков, это не дерьмо собачье и не гуано с Гуно! С новым годом тебя, пиши, не забывай! А то ты мало пишешь мне, был бы Чехов, он бы писал чаще. Привет тебе от Алевтины Ивановны. Как там Ялта? Она не возражает, если Боков ринется в нее зимой и будет ходить на рынок? А?

Поздравляю тебя и Нику с Новым годом. Пишите, родина ждет ваших стихов и песен, без них мир неинтересен.

Твой коктебелец, умелец, кордирьелец и вообще ЕЦ!
Лобызаю до хруста.
Чтоб тебе было пусто,
Чтоб тебе было виражно и тиражно.
Это важно! ФСЁ!

Виктор Боков[125]

Боков писал Никаноркину часто, иногда на почтовых открытках. На одной из них он прислал шуточное стихотворение:

Заяц очень много пил,
Но себя не утопил,
Утопил соседа,
Зарубил, как шведа[126]

.

Часть писем к Никаноркину и телеграмм представлена на иллюстрациях и также публикуется впервые. Отсылаю читателей к своей статье «Дедушку любила и люблю», опубликованной в международном поэтическом интернет-альманахе «45-я параллель»[127].

С Анатолием Никаноркиным мы еще не однажды встретимся на страницах этой книги. В данной главе автор не ставил целью познакомить читателей с подробной его биографией. Кого она интересует, прочитайте, пожалуйста, статью Антона Ульяхина «Анатолий Игнатьевич Никаноркин», в которой, в частности, приводится такой интересный факт. В 1941 году, с началом войны, Ростовский мединститут, в котором уже два года проучился Никаноркин, был эвакуирован в Махачкалу. «По дороге туда, – пишет Ульяхин, – Никаноркину довелось побывать в доме, который помнил поэта Тараса Шевченко[128]. Десять ссыльных лет томился знаменитый украинский поэт в Оренбургском крае за эпиграмму на саму императрицу. “Я случайно отстал от эшелона, – вспоминал Анатолий Игнатьевич, – и затем, догоняя его, блуждая, попал в поселок, бывший форт, в котором когда-то томился Шевченко”[129]. Думаю, что для Никаноркина, наполовину украинца, это было событием и даже поэтическим благословением. Не случайно он 20 лет не расставался с небольшого формата книжечкой «Слово о Кобзаре»[130] – биографическим очерком о Тарасе Шевченко, а впоследствии переводил на русский язык стихи известных украинских поэтов Андрея Малышко[131] и Максима Рыльского[132]. Кстати, в его архиве немало книг украинских авторов с дарственными надписями.

Каждый раз, перечитывая сборники стихов Никаноркина, останавливаюсь на одном, в котором он описывает жуткий военной поры эпизод о том, как терпели боль раненые:

…Как кромсал их тела мой скальпель,
Ампутировал, как палач.
Как солдатик, совсем еще мальчик,
Утешал меня: «Доктор, не плачь».