Новичок произносил клятву с обязательным упоминанием страшных казней, которые должны обрушиться на его голову в случае измены братству. В ответ великий мастер торжественно возвещал: «Боже, помоги клянущимся! Не забывайте никогда, что вы свободно, не принужденно и по добром размышлении учинили клятву, связующую отныне вас с нами. Что никакая власть освободить вас уже не может от исполнения оныя. Надлежит вам ведать, что мы и все рассеянные по вселенной братия наши, став днесь искренними и верными вам друзьями, при малейшем вероломстве вашем, при нарушении от вас клятвы и союза, будем вам лютейшими врагами и гонителями… Ополчимся мы тогда жесточайшим противу вас мщением и исполним месть»[22]
. Далее следовала церемония «трех мытарств» – напоминание о кончине мастера Адонирама, и масонская присяга с символическим приложением «печати Соломоновой» к левому плечу посвящаемого. Это был только символ, каленое железо не применялось, зато потом неофиту действительно до крови кололи левое плечо острием циркуля. Кровь стирали платком и с глаз нового брата снимали повязку. Иногда требовали расписаться своей кровью под текстом клятвы.Но это был еще не конец! После новичку полагалось трижды поцеловать мастеру левую ногу. И только тогда церемония считалась завершенной.
В заключение Олсуфьев успокаивает, мол, масонство – не что иное как «ключ дружелюбия и братства, которое бессмертно во веки пребывать имеет и тако наметшихся их общества называемые просвещением оных удостаивает».
«Каменщищество ныне состоит в том, чтобы питать человеческую и братскую любовь», – уверяли масонские уставы. Причем «человеческая любовь» простиралась очень далеко: масоны были противниками войн, они мечтали об объединении народов во всемирной империи. Могло ли это понравиться Елизавете, которая в течение семи лет вела войну с Фридрихом Прусским? Разумеется, нет!
Все вышеописанные обряды являлись точной копией французских. Собственная система у русских масонов возникла позднее – в царствование императрицы Екатерины II. Ее создание связано с именем весьма необыкновенного человека – Ивана Перфильевича Елагина (1725–1794), блестящего и властного администратора, коллекционера, поэта и писателя. Он занимал значительные государственные должности в царствование Елизаветы Петровны и при Екатерине II, был близко знаком с канцлером Бестужевым и при его падении сам попал в опалу. Позднее был назначен директором Императорских театров России, причем люди искусства считали его чуть ли не тираном, так как спуску он не давал никому. К тому же Елагин приказывал адаптировать иностранные пьесы, особенно комедии, к русским реалиям, чтобы простой публике было понятнее, и потомки называли его предтечей славянофильства.
Видный масон Иван Елагин так описывал причины, побуждавшие молодых людей делаться масонами: ведут их «любопытство и тщеславие». Он вспоминал: «да узнаю таинство, как сказывали между ими, тщеславие, да буду хотя на минуту в равенстве с такими людьми, кои в общежитии знамениты, и чинами, и достоинствами, и знаками от меня удалены суть, ибо нескромность братьев предварительно все сие мне благовестила». Он подробно описывал далеко не бескорыстные причины и побуждения, приведшие его самого в братство: «… мнимое равенство, честолюбию и гордости человека ласкающее, более и более в сем собрании меня привлекало, да и хотя на самое краткое время буду равным власти, иногда и судьбою нашею управляющей. Содействовала к тому и лестная надежда, не могу ли через братство достать в вельможах покровителей и друзей, могущих споспешествовать счастью моему».
Но далее его ждало разочарование: «Вошед таким образом в братство, посещал я с удовольствием Ложи: понеже работы в них почитал совершенною игрушкою, для препровождения праздного времени вымышленного… препроводил я многие годы в искании в Ложах и света обетованного и равенства мнимого: но ни того, ни другого ниже какие пользы не нашел, колико ни старался…»