– Вы бесстыдно лжете, все было хитро подстроено; я бы ничего не узнал без этого анонимного письма. Я не просто рогоносец, весь город и двор насмехаются надо мной и моими рогами!
Я выплакала все слезы, я рыдала. Как в расиновской трагедии, я упала к ногам Александра и молила о снисхождении…
Видя мои мученья и смятение, он проникся жалостью, простил и даже стал утешать.
Я осушила слезы и взяла себя в руки.
Внезапно весь страх перед Александром прошел; я даже порадовалась, так как теперь у меня было оружие.
Возница резко затормозил, я вышла из кареты, не говоря ни слова, устремилась к себе в комнату и на одном дыхании, без помарок написала следующее письмо.
Все происходило двадцать шестого вечером, около одиннадцати часов. Я не знала, что это было последнее письмо, которое я ему адресовала, что завтра настанет день трагедии.
Мой дорогой Александр,
После нашего бурного объяснения мне захотелось вручить вам это письмо, которое вы завтра найдете у себя на кровати. Конечно, я являюсь предметом того анонимного и клеветнического послания, которое вы получили; как я уже объяснила, я стала жертвой своей наивности. Заклинаю поверить: там не произошло абсолютно ничего, что могло бы зародить в вас малейшее сомнение в моей верности. Речь идет о постыдном доносе, подобном тем, которые вы постоянно получаете от ваших врагов.
Поскольку мне не удалось склонить вас уделить мне время для спокойной беседы, я решила написать вам; подобный демарш покажется вам странным, ведь мы живем под одной крышей!
Простите меня, пожалуйста, если письмо получится слишком длинным; оно нечто среднее между подведением итогов и обвинительной речью прокурора! Я надеюсь, что у вас хватит терпения дочитать его до конца; я впервые поверяю вам порывы моей души, мои тревоги и вопросы.
Слова норовят распрощаться друг с другом, но в момент, когда вот-вот порвется тонкая нить, еще связывающая их воедино, в самую последнюю секунду они отступаются и длят прощание… Когда вы обращаетесь ко мне, я всегда робею, передо мной всегда возникает картина, как великий поэт декламирует свои стихи в салоне; мне хочется сказать как бы в шутку:
«в начале было Слово, в начале был Пушкин…»А когда я вам пишу, то одновременно могу, во-первых, подумать, уточнить, найти верную мысль, подходящее слово, которое соответствовало бы нашей ситуации; во-вторых, избежать вашего пронзительного взгляда, иногда любопытствующего, но всегда инквизиторского; в разговоре с вами меня слишком захлестывают чувства, и это парализует мой разум; но то, что я теряю в спонтанности, я выигрываю в глубине мысли.
Прежде всего вы должны знать, что на это письмо меня подвигла не озлобленность и не желание каким-то образом свести счеты… Оно будет иногда жестоким, иногда несправедливым, но всегда искренним.
Если я причиняю вам боль, прошу заранее меня простить, я этого не желала и к этому не стремилась. Я лишь хочу поделиться с вами своими мыслями.