Тайный дневник Натальи Гончаровой

– В сущности это довольно просто, – продолжил адмирал, уже готовый изложить свою военную хитрость. – Но, государь, я бы предпочел, чтобы вы ничего не знали. Доверьтесь мне полностью, ваше величество. Главным будет получить результат; невозможно представить себе, чтобы царь всея Руси был хоть в какой-то мере замешан в политическом преступлении.

– Ладно, ладно, – сказал царь, – вы мой друг, Нессельроде, даю вам карт-бланш.

– Не беспокойтесь, государь, генерал Бенкендорф, как и капитан Ворошилов, наш подручный, исполнят ваши приказы и будут действовать во благо империи, как говорится.

– Вы становитесь все более эзотеричным, – сказал император, чьей слабостью было заучивание редких слов, с тем чтобы потом постараться вставить их в подходящий момент.

– Государь, я вызвал Бенкендорфа и капитана Ворошилова; мы вручим последнему запечатанный конверт с письмом, в котором вы уточняете время и место дуэли, а также отдаете императорский приказ вмешаться и остановить противников.

Император согласно кивнул.

– Вы также ему скажете, что, едва ознакомившись с вашим посланием, он должен будет немедленно сжечь конверт и его содержимое. Таким образом не останется ни единого следа, – с улыбкой добавил адмирал.

– Браво, Нессельроде, я тоже ничего не понимаю в вашем плане, но слепо следую за вами.

– К вашим услугам, государь, для меня всегда честь и долг служить вам, – ответил хитрый Нессельроде.

Парочка влюбленных, целующихся недалеко от императорского дворца, могла бы удивиться, увидев в столь поздний час, что во всем огромном дворце освещено единственное окно… Эта парочка была бы удивлена еще больше, узнав, что царь в обстановке полной секретности принимал здесь своего друга Нессельроде, министра иностранных дел, генерала Бенкендорфа, шефа жандармов, и жандармского капитана, некоего Ворошилова. Император собственноручно открыл дверь приемной и позвал Бенкендорфа. Разговор был коротким и продлился всего семь минут.

Император сел за свой письменный стол, написал несколько строк на белом листке бумаги и вложил его в конверт.

– Возьмите, Нессельроде, – сказал он, протягивая конверт адмиралу, – ступайте в соседний кабинет секретаря. Там на столе найдете императорскую печать. Заклейте конверт и запечатайте моим оттиском.

Нессельроде повиновался и через минуту вернулся с конвертом, запечатанным восковой печатью.

– Пригласите Ворошилова, – сказал царь Бенкендорфу.

Генерал почувствовал себя униженным, участвуя в сцене, которая была выше его понимания и где он выступал как простой зритель; перед его глазами разворачивалось действо, конечную цель которого он, как ему казалось, понимал, хотя на самом деле оставался лишь марионеткой. И наконец – верх обиды – император пренебрег иерархией и протянул конверт непосредственно капитану Ворошилову, затем посмотрел на капитана с высоты своих двух метров и сказал повелительным тоном, не терпящим никаких возражений:

– Ворошилов, как только вы прочтете, где назначена встреча, вы отойдете в укромное место, чтобы вас никто не заметил, и сожжете как конверт, так и письмо.

Царь пронзил капитана Ворошилова взглядом; до конца своих дней тот не забудет этот момент. На следующий день, на заре Ворошилов приготовился…

33. Мое последнее письмо Александру

В тот день, 26 января, мы вышли от Ростопчиных. Графиня Ростопчина пригласила нас на празднование дня рождения своего сына Эдгара – ему исполнялось двенадцать лет. Александр был в прекрасном расположении духа, шутил со всеми. Он проводил меня домой, потому что у меня немного разболелась голова. Я с грустью отказалась от бала у Разумовских, которым должен был закончиться вечер.

Едва сев в карету, он совершенно переменился, став другим человеком. Сказал мне ледяным тоном:

– Я все вам объясню.

Лицо у него было замкнутое, челюсти сжаты. Я была уверена, что его поведение объяснялось не только моим вальсом с царем двадцать третьего у Воронцовых. Без сомнения, было еще что-то, и намного серьезнее. Я задала вопрос Александру, он промолчал.

Внезапно он сунул руку в карман, достал листок бумаги и, ни слова не говоря, протянул мне. Я прочла и побелела. Это было анонимное письмо, пришедшее накануне. Оно описывало мою тайную встречу с Жоржем у Идалии двадцать четвертого. Я чувствовала себя чудовищно виноватой и пристыженной.

Александр впал в страшный гнев:

– Что я узнаю? У вас было галантное свидание с Жоржем Дантесом у вашей кузины и приспешницы Идалии (или, возможно, мне следовало сказать: у этой потаскухи Идалии). Это настоящий скандал, вы меня бесчестите и к тому же с личным врагом; раньше я считал это салонной игрой, но теперь вижу, что все было серьезно.

– Нет, заверяю вас, Александр, я попала в ловушку; Идалия пригласила меня, как часто делала, и я совершенно не ожидала встретить там Жоржа Дантеса.

Александр надсаживал горло, пытаясь голосом перекрыть грохот колес кареты, щелканье кнута кучера и его ругань, адресованную лошади… сцена, которую устроил мне Александр, была и бурлескной, и драматичной.