Тайный дневник Натальи Гончаровой

Добившись своей цели, вы потеряли ко мне интерес. Вы меня слышали, но не слушали… Вы не обращали внимания ни на мои мысли, ни на мои слова. Они были для вас лишь дальним лепетом, музыкальным фоном…

Я начала понимать, что вы из себя представляете, случайно наткнувшись на бесчисленные черновики ваших писем к Прасковье Осиповой, Анне Вульф, Анне Керн, Александре Россетти, графине Долли Фикельмон… Не говоря уж о многих прочих!

Это заставило меня задуматься о сущности нашей супружеской четы. Разве я имела право ревновать к тому, чем сама не являлась; я никогда не смогла бы стать той, кем вы желали, чтобы я стала!

Я старалась проявить здравомыслие. Вы представляли собой одновременно банального, прозаичного мотылька, перепархивающего от женщины к женщине, и феникса, воскресающего всякий раз, когда он сжигал свои крылья в огне любви…

Без этих постоянных любовных побед вы не смогли бы существовать. Вы великан Антей в удушающих объятиях Геракла, черпающий силы из матери-земли всякий раз, когда ее касается! Продолжив метафору, можно сказать, что каждое новое любовное приключение действует на вас живительно…

Что же касается меня, я достигла своих пределов – утверждение грустное, но соответствующее реальности. Может, в этом и заключается основополагающее свойство русских женщин? С самого раннего детства мы знаем, что нашу судьбу определяют мужчины. Зачем же мне питать иллюзии в тщетном и утопическом мятеже! Богатые мы или бедные, наше будущее предрешено еще с колыбели.

Такие блистательные женщины, как Долли Фикельмон или ее мать мадам Хитрово, верят в мираж свободы. Как вам прекрасно известно, сколько бы они ни пытались забыться в салонных беседах, сколько бы ни рассуждали о Свободе, сколько бы ни высказывали свои мнения о романах Бальзака и Стендаля, так или иначе они остаются лишь салонными львицами, которые то болтают о пустяках или сплетничают, то с ученым видом пускаются в претенциозные сравнения поэзии Байрона с творчеством Вордсворта, Кольриджа, Шелли или Китса! Мой преподаватель философии мсье де Лафайет, к которому я снова обратилась, научил меня распознавать игру их фантазии: им кажется, что, как в мифе о пещере Платона, окружающий их чувственный мир является реальностью, в то время как в действительности они живут в мире эфемерном, представляющем собой лишь совокупность теней на этой самой имманентности!