Тайный дневник Натальи Гончаровой

– Ладно, хватит нам ссориться; надеюсь, тебе по крайней мере приятен мой визит! Знаешь, Александр, это стоило мне больших усилий, ведь я ненавижу смерть и еще больше кладбища. Тебе что-нибудь нужно? Скажи мне, иначе, когда я уйду, ты опять станешь корить меня за то, что я не уделяю тебе должного внимания; опять станешь утверждать, что я эгоистичная и холодная!

– Нет, нет, все хорошо; кстати, знаешь, здесь посещения редки, а соседи неразговорчивы. Я был действительно тронут, когда десятки тысяч людей пришли засвидетельствовать мне свою любовь и нежность; уверен, что однажды одна из моих поэм или какой-то стих задели их душу или сердце. Я счастлив тем, что хоть на мгновение дал им счастье. Вот что любопытно: когда умираешь, все твои недостатки исчезают; все твои шероховатости стираются, и ты внезапно предстаешь гладеньким, любезным, почти добродетельным. Твои бывшие враги становятся почти друзьями; твой уход уничтожает и хоронит как их злобу, так и их ненависть.

Моя смерть прославила меня, я и не ожидал такого успеха. Меня почти обоготворили, знаки почитания множатся. Молодой Лермонтов в своем стихотворении «На смерть поэта» посвятил мне бессмертные строки:

…он мучений
Последних вынести не мог:
Угас, как светоч, дивный гений,
Увял торжественный венок.

Говорят, мне даже собираются воздвигнуть множество памятников; знаменитый и при жизни, отныне я легенда! Жаль, что нельзя умереть несколько раз, все эти почести начинают мне нравиться.

– Ты строишь иллюзии, бедный мой Саша, весь двор, все эти аристократы и дипломаты явились только для того, чтобы покрасоваться и выставить себя напоказ; твои враги – ревнивцы, лицемеры, критики – встретились здесь, чтобы полюбоваться этим зрелищем. Я помню, как чопорно они себя вели, как лили крокодильи слезы.

Александр сделал вид, что не расслышал, и, как всегда, отговорился шуткой:

– Дантес должен благодарить меня и ежедневно на меня молиться.

– Почему? – осмелилась спросить я.

– До того он был известным никем, а теперь он некто известный! Он навсегда вошел в историю как «человек, который убил Пушкина». Без меня у него была бы серенькая банальная жизнь. Я уверен, моя дорогая Наталья, что ты тоже сегодня любишь меня больше, чем вчера! Мои недостатки растаяли, как снег под солнцем… Я стал чист, эфемерен, вроде ангела… В качестве почившего мужа я достиг почти совершенства, мое пребывание на Земле оказалось вполне успешным. Я жил в немилости, а отныне я бессмертен! Ты принесла мне какие-нибудь новости?

– После твоей дуэли и смерти Дантес был арестован, сидел в тюрьме, а потом был выслан во Францию.

– Это самое малое, что он мог для меня сделать.

– Что до Катерины, она присоединилась к мужу во Франции. Барона Геккерна император изгнал.

– О, наконец-то прекрасная новость, – сказал Александр. – А как ты поживаешь?

– Я занимаюсь детьми, иногда получаю приглашение на бал, в общем, рутина. Скорбим ли мы? – сказала я. – Конечно!

– Я должен винить себя, – сказал Александр, – за то, что недостаточно говорил с тобой и недостаточно тебя слушал; я не проявлял должного уважения; мне нравилось играть с тобой, как с куклой, если осмелюсь так сказать! Твои упреки были справедливы. В сущности, с самыми образованными и умными женщинами я пересекался, но никогда не встречался по-настоящему.

– Объясни!

– Я никогда никому не доверялся или же в очень малой степени. С большинством людей ты лишь пересекаешься. Настоящая встреча – исключение, она случается только при слиянии душ или разумов; это как электрический разряд, пробежавший между двумя личностями, здесь не нужны долгие обсуждения, такие люди с первого взгляда узнают друг друга; даже необязательно разделять одни и те же взгляды или пускаться в интеллектуальные диспуты; совершенно не нужно уподобляться другому; подражание было бы смешно: я не ищу в другом моего второго «я», я хочу удивления, потрясения; я всегда желал жить в окружении чего-то необычайного!

– Ты действительно считаешь, что такое единение опасно?

– Да, потому что оно подразумевает полное обнажение; мы этого никогда себе не позволяем, не так-то легко освободиться от своего прошлого, от полученного воспитания, от привычек, от предубеждений. Они для нас и опора, и защита. Не очень легко превратиться в tabula rasa, как выражаются философы; наше прошлое липнет к нашей коже, как у бедного Геркулеса[104].

– Но разве не в этом способ обновиться и вернуть себе некую невинность? – сказала я.

– Ты безусловно права, Наталья, ты женщина идеалистических представлений.

– В конечном счете остаются три основополагающих вопроса, – добавила я. – Первый, и я всегда его себе задавала: чего я хочу от жизни? Второй: в чем причина несчастливой семейной жизни? И наконец: куда мы идем?

– Вопросы без ответов, – сказал Александр.

– Прежде чем я покину тебя, ты, великий поэт, произнеси нечто историческое, – с улыбкой попросила я.

– Нет ничего легче. Предлагаю, например: Alea jacta est![105]