Тайный дневник Натальи Гончаровой

Я вдруг увидела, как вокруг меня закружился веселый хоровод. Они все держались за руки: мой дед Иван Александрович Загряжский, его дочь, моя мать Наталья Ивановна и еще загадочная Ульрика, моя бабушка, а также графиня Разумовская, ее невестка, а значит, моя двоюродная бабушка; князь Разумовский и Людвиг ван Бетховен тоже вступили в круг; внезапно они все замерли: появились царь Соломон и царица Савская; наконец, к ним присоединился Александр Сергеевич Пушкин. Они веселились, пили, пели и производили невообразимый шум!

Мать внезапно пришла в себя и обратилась к Александру:

– Вы понимаете, что князь предоставлял все гарантии, которых я желала, а главное, соответствовал трем критериям.

– Каким же, Наталья Ивановна? – заинтересовался Александр.

– Я скажу вам позже.

Перейдя на философский тон, отмеченный глубокой мудростью человека, имеющего немалый жизненный опыт, она заявила Александру:

– Я поняла, что титул князя и его огромное богатство не составят счастья моей дорогой Натальи! Я уже готова была дать окончательное согласие, когда осознала, что дочь не будет счастлива…

Меня всякий раз потрясала неколебимая самоуверенность матери. Кто мог бы заподозрить, что мы были практически разорены?

Мать, которой явно было не под силу управлять имуществом, и отец, расточительный, как та Стрекоза из басни, растранжирили наше состояние. Мы были подобны мелким французским дворянам, разоренным Французской революцией; мы жили воспоминаниями об улетучившейся славе и о былых временах.

– Я отдаю вам предпочтение, – с царственным величием молвила мать, – потому что вы поэт и писатель. Рядом с вами Наталья, едва распустившийся бутон, расцветет, я в этом уверена…

– Благодарю вас, Наталья Ивановна, за честь и доверие, коими вы меня милостиво удостоили, – ответил он.

– И однако, – чуть смущенно заговорила мать, пытаясь выбирать выражения, – мне бы хотелось, чтобы душа моя была совершенно спокойна, а потому, дабы не описывать все мои сомнения, я решила, что достойнее будет ознакомить вас с тремя вопросами, на которые я попросила бы вас дать письменный ответ. Соблаговолите простить мне столь постыдную предосторожность, но лишь тогда я буду совершенно умиротворена и спокойна.

И мать задала следующие три вопроса:

«ВО-ПЕРВЫХ: полагаете ли вы себя способным, несмотря на свое столь разгульное прошлое, о котором всей Москве ведомо до мельчайших подробностей, сделать счастливой такое чистое дитя, как Наташа?

ВО-ВТОРЫХ: позволит ли ваше материальное положение удовлетворять запросы Натальи, привыкшей ни в чем не знать нужды и достойной находиться в высших кругах русского общества?

В-ТРЕТЬИХ: не двусмысленно ли ваше положение в отношении правительства? Не состоите ли вы под надзором полиции?»

Александр в ответ не сказал ни слова; ледяным тоном он спросил свое пальто, шляпу и трость, после чего обронил:

– Сударыни, позвольте откланяться.

И ушел, оставив нас потерявшими дар речи от изумления.

Должна ли я была понять, что Александр подал нам знак: «fine della commedia[16]»?

8. Коммерческие переговоры

Между матерью и Александром вновь начались коммерческие переговоры; на «торги» была выставлена я ‒ ибо следует называть вещи своими именами. Я казалась себе красивой молодой кобылкой, вроде тех, которыми торгуют на воскресных деревенских ярмарках, куда когда-то водил меня отец.

Александр, как опытный купец, уже прикинул на глаз качество товара: оценил грудь, одобрил длину ног, снова надолго задержал взгляд на ягодицах и изгибах тела, на лице и глазах. Короче, он провел осмотр будущего имущества, с нетерпением ожидая часа вступить в права собственности.

Пока заключалась сделка, псевдоаристократический глянец Александра пошел трещинами; его прекрасные светские манеры и продуманные жесты растаяли, как московский снег по весне. Что до моей матери, то ее изысканный рафинированный язык сменился говором заправской торговки овощами.

Глядя на них, я видела перед собой лишь двух алчных барышников, которые рядились, багровея от напряжения, постоянно перебивая друг друга и время от времени переходя на крик; каждый твердо намеревался взять верх; казалось, они торгуются в каком-нибудь жалком трактире. Каждый следовал своей стратегии; Александр стремился ускорить свадьбу. Он устал ждать. Ему мнилось, что прошлая целая вечность после нашей первой встречи на уроке танца. Он хотел побыстрее закончить «дело»… по его собственному элегантному выражению!