Тайный код гения

— Тибет был захватывающ, но это отдельная история. Вернулась я оттуда притихшая, психологи сказали бы умиротворенная. Сейчас я пишу диссертацию. И все могло бы и дальше идти по накатанной колее, если бы не визит в Бостон и не разбор старых папиных вещей. Я взяла билет на самолет, и вот я тут.

— Кофе остыл, — мягко сказал ее собеседник.

Катя выпила залпом холодный кофе и с вызовом посмотрела на него.

— Ну, что вы скажете? Расклеилась девушка? Совсем никуда не годится? Скажите честно: ведь вы думаете обо мне именно так? После первого приезда осенью я уже хотела оставить все как есть, но возникли новые обстоятельства…

— Ничего не скажу, — бросил он. — Если кофе допит, то оставаться нам здесь резона нет, поговорить мы можем и на улице.

— Я там еще покурю. Вторую сигарету.

На улице были все те же теплые косые лучи солнца, которые падали, как светоносные дожди. По небу стайками неслись небольшие кучерявые облака. Листья деревьев, казалось, острыми концами были нацелены прямо в сердце, чтобы оно смягчилось и растаяло. Но Катя так просто сдаваться не собиралась. И на фиг ей эта весна, если в сердце такая глубокая неизбывная грусть.

Она закурила, прислонившись к дереву. Константин Петрович смотрел на нее.

— Красиво! — молвил он. — Весна, девушка, солнце.

— Угу! — буркнула она. — И девушка занимается расследованием убийства отца.

Он обнял ее за плечи и притянул к себе, а потом резким движением отстранил.

— Не будем забегать раньше времени.

— Но вы мне поможете? — не то вопросительно, не то утвердительно сказала Катя.

— А то, — глаза мужчины весело блеснули. — Даже и не сомневайся.

Глава 8 Ласточки и колонны

Душа моя — Элизиум теней,

Теней безмолвных, светлых и прекрасных,
Ни помыслам годины буйной сей,
Ни радостям, ни горю не причастных.

Федор Тютчев

Киев. Конец XIX века

Он писал роман об Иисусе, страдающем и кротком, роман о Сатане, который вечно искушает и чье присутствие в этом мире явно и неоспоримо. Но он помнил свою первую встречу с ангелом, которая была так давно, что всех обстоятельств уже и не помнил. Но, если постараться, воспоминания воскреснут…

Миша открыл глаза, сквозь зеленые листья деревьев лился свет, широкий, ровный. Это был океан света, он протянул к нему руки, слез с кровати и подошел к окну.

За окном был целый мир, росли цветы, летали бабочки, листья деревьев трепетали от ветра. А еще выше виднелся кусочек неба и белый купол с золотым крестом. Все было залито светом, а на самом верху золотого креста парило некое существо, излучавшее свет. Лица маленький Миша не мог различить, главное было чувство света, в котором купалось все.

Мише показалось, что этот сидевший смотрит на него и хочет что-то сказать, он был далеко и одновременно близко. Но вместо слов полилась музыка, нежная и тихая.

Никого вокруг не было, и Мише показалось, что сейчас он может войти в эту картину, в этот пейзаж, и остаться там навсегда. Он перекинул ногу через подоконник и спрыгнул на землю. Было невысоко, но он упал и ушибся, нахмурился и потер ушибленное место рукой. Мать была на кухне, он слышал ее голос, ее песни, она что-то напевала младшей сестре Варе. Никого нет, и можно выйти на улицу. За калитку.

Незаметно Миша дошел до калитки, она была неплотно закрыта, и, толкнув ее, очутился на улице. Прямо перед ним шла дорога вверх, а в конце была церковь, солнце заливало ее, и он какое-то время стоял, сощурившись, нежась в этом облаке света.

Миша посмотрел на траву, росшую по бокам дороги. Показалось, она изменила цвет. Из зеленой стала бело-золотистой. И словно она была живым существом, внимала ему и смотрела на него. Миша прислушался. Сладкая тихая музыка стала громче. И тот, сидевший наверху, все еще был там. Он ждал его.

Миша сделал шаг, другой. А потом побежал, и ему чудилось, что он летел, парил, тело стало невесомым. Еще немного, и он оторвется от земли, полетит. И здесь он услышал крик матери.

— Миша! Куда ты пропал? Ах ты, непоседа, разбойник.

Мать догнала его и, шлепнув, схватила под мышку.

— Я тебя зову-зову, ищу-ищу, а ты вот где. Не спросившись, ушел и пропал. Разве можно маленьким мальчикам выходить одним за калитку, на улицу. Ни-ког-да.

Мать поставила его на землю и для большей убедительности шлепнула еще раз.

— Я пошел туда, — сказал он таинственным голосом.

— Куда?

Сын махнул рукой перед собой.

— Там был он, в золотом свете.

— Кто он?

Миша зажмурился.

Но как можно было рассказать то, что он видел?

— Как на картинке, которую мне вчера дали, — пробасил он.

— Ангел?

— Да, — обрадовался Миша, теперь он понял: кто это. Ангел!

— Господи. Батюшки, — сказала Варвара Михайловна, щупая лоб сына.

Не заболел ли он? Только этого еще не хватало. Тогда Вера и Надюня расквасятся. Да и маленькую Варю трудно уберечь от хвори. Но Мишин лоб горячим не был.

— Пошли, — мать взяла его за руку. — Больше так никогда не делай, понял?

И они отправились в обратный путь. Домой.

— А если он позовет?