С граблями на плече он плелся вдоль кладбища по обочине шоссе. Облако теперь напоминало не лежащую на спине женщину, а вытянутое веретено. Солнце длинными лучами прожигало в нем дырки, как будто кто-то там, наверху, баловался гигантским увеличительным стеклом. Птицы возбужденно обсуждали разбойничий налет стихии. «А я говорил вам: пи-у! пи-у! – прячьтесь, а вы: нет, полетим еще! Желторотые! Чирик-чирик! Долетались? Как в таком виде будете охотиться на червя?»
Над попахивавшим мазутом асфальтом поднимался нежный пар. Одежда неприятно липла к телу. Впереди по-ментовски, голосом замученного холуя завыли автомобильные сирены, замелькали проблесковые маяки. Видимо, кто-то из хозяев безлюдных шизофренических замков решил все же прокатиться за город. «Убивать, наверное, кого-нибудь едут. Или пытать. Кладбище-то рядом», – без улыбки думал продрогший Звонарев. Черные машины, истошно воя, стремительно приближались. Алексей от греха подальше сошел с обочины.
Впереди колонны шли два бронированных «мерса», за ними длиннейший трехдверный «плимут» стального цвета, и еще один «мерс» был сзади. Такой «навороченный» кортеж имел лишь один из обитателей элитного кладбищенского поселка – олигарх Немировский.
Машины пролетали мимо, свистя в воздухе, как тяжелые снаряды. «Интересно, – вяло подумал Звонарев, безуспешно попытавшись сосчитать, сколько же слепых черных окон в «плимуте» – четыре или пять, – мог ли узнать меня на ходу Немировский? Столько лет прошло… А потом, я с этими граблями похож, скорее, на дачника или колхозника. На таких и взгляд не останавливают. А если и узнал – что с этого? Кто я теперь? Червь!»
С этой успокоительной мыслью («Таракан не ропщет, сударыня!») Алексей отправился дальше. Вдоль дороги, слева, тянулись унылые пятиэтажки и зажатые между ними частные дома. Справа был пустырь с огромными черными пятнами выжженной ребятней прошлогодней травы. За пустырем синел лес, где жили табором «люли» – таджикские цыгане. Как эти южане с оравой чумазых детишек зимовали там, Звонарев даже представить не мог. Дойдя до перекрестка, он увидел приближавшийся автобус и побежал к остановке – пешком в промокшей одежде идти не хотелось.
Дома его ждал неприятный сюрприз. Он думал, что не застанет жены, спокойно переоденется, повесит сушить одежду, выпьет чаю и устроится с сигаретой за компьютером. Жена по субботам обычно отправлялась с утра «к подруге». «Подруга» эта была существом молодым, темпераментным и, скорее всего, мужеского пола, так как после встреч с «нею» на шее и плечах жены появлялись синяки засосов. Раньше она их припудривала, а теперь, когда поняла, что Звонарев не собирается спрашивать про их происхождение, уже не затруднялась. Гляди, мол, сволочь!
Сегодня же, хотя дело шло к полудню, она все еще расхаживала по квартире полуобнаженная – с любовными синяками, в прозрачном бюстгальтере, в колготках, плотно облегавших ее стройные, когда-то с ума сводившие Алексея ноги. Он и сейчас на них заглядывался, но отстраненно, как на ноги какой-нибудь красотки с обложки глянцевого журнала. Хороша Маша, да не наша!
Звонарев еще ни разу не спал с женой с тех пор, как понял, что она начала ему изменять. Она же всем видом показывала, что ей это «по барабану», но на самом деле злилась. Почему, Алексей даже не хотел вникать: чуял, что там, на этом темном дне, таилось что-то близкое к распаду, к шизофрении. Они жили, как в театре: играли друг перед другом какую-то тягостную пьесу, в которой обо всем говорилось намеками, иносказаниями, мимикой, жестами, демонстрацией засосов, обнаженных частей тела и т. п. «Великая немота» – так называлась эта пьеса. Каждый ждал, что кто-то заговорит первым о мучительном, о главном. Но никто не решался.
Жена, положив руки на свои гладкие бедра, стояла у зеркала, оценивающе глядя на свою по-прежнему стройную, как у девушки, фигуру. Талия все так же тонка, грудь высока, живот подтянут, кожа упруга. Фигура нерожавшей женщины… Только в углах больших глаз морщинки да кожа под подбородком ослабла… Она насмешливо покосилась через плечо на вошедшего Звонарева.
– Тебя что, помоями из ведра окатили?
Такая у нее была теперь манера разговаривать. Видела же, что шел дождь!
Алексей кивнул.
– Кортеж Немировского обрызгал. Я шел, как разночинец, по обочине, а он…
Жена нахмурилась.
– Шутки, что ли, у тебя такие?
– Почему шутки? Я шел, а он навстречу катит в свое логово. Помахали друг другу.
Жена с презрительной гримасой отвернулась.
– Посмотри, как наследил! Я что тебе, служанка?
– Я вытру, – примирительно пообещал Звонарев, стаскивая чавкающие ботинки. – А ты что же дома? – как можно невинней спросил он.
Жена снова медленно повернула к нему голову.
– А ты уже обрадовался, думал – развалишься сейчас здесь, будешь мечтать в одиночестве о своей славе? Не намечтался еще?
– Ну что ты цепляешься? Это твое дело, когда и куда ехать, – сказал он, нажимая на слово «куда». – Ты же в субботу обычно с утра уезжаешь…