Тайный коридор

Она молчала, глядя на него с прищуром. Он стянул мокрые носки и пошел с ними в ванную, держа их, как дохлую мышь за хвост, двумя пальцами. В тесноте прихожей Алексей был вынужден прижаться спиной к стене, обходя вольно, расставив ноги, стоявшую у зеркала жену. Она благоухала до боли знакомыми запахами, поэтому он задержал при этом маневре дыхание.

– Да вот думаю: ехать ли? – вдруг сказала жена.

Звонарев озадаченно глянул на нее сбоку. В глазах у Натальи стояла тоска. «Ну что же, скажи!» – ответил он ей взглядом. Она отвела глаза, и он, как-то сразу ссутулившись, пошлепал дальше босиком по коридору со своими убитыми носками, бормоча:

– Дело хозяйское, дело хозяйское…

Когда он вернулся из ванной со шваброй, жена с напряженным лицом влезала в узкую, с разрезом до самых трусиков юбку. На Алексея она уже не глядела. Она шуршала юбкой, он старательно тер тряпкой линолеум. Вжикнула молния. «Ехать ей, скорее всего, сегодня некуда, – сосредоточенно размышлял Звонарев. – Что-то там не сложилось. Ну что ж: у нее, наверное, не один любовник. Отправится искать на свою ж… приключений».

Жена надевала блузку, красила губы. Ничего нельзя было поправить. Она правильно делала, что молчала. Поздно было мириться, поздно искать, кто виноват. Целый год она спала с другими мужчинами – то ли мстила ему за что-то, то ли жадно стремилась заполучить упущенные за годы замужества возможности. Он бы ей не простил и одной измены, а сколько их было? Разные мужские голоса по телефону, разные машины, приводившие ее ночью, в том числе и такой же крутой «мерс», как в охране Немировского… Сначала он мучился, представлял, как ей овладевали другие мужики (парочку из них он видел, когда они привозили ее ночью и открывали ей дверцу), не мог отделаться от мысли о чужой слюне на ней, чужом поте, чужой… а потом словно заставил себя встать и захлопнуть какую-то дверь. Все! Умерла так умерла! Он больше не подходил сбоку к окну, когда шуршали автомобильные шины ночью, усилием воли прогонял от себя стыдные видения, а когда это не удавалось, то вставал, одевался, шел к ночному магазину, где дежурили проститутки. С ними ему даже понравилось: пришел, получил свое, заплатил – и до свидания. Никаких тебе переживаний, комплексов, никаких разговоров, кроме деловых: «Тебе как больше нравится?» Интересно, а она… Так! Стоп. Прочь!

– Пол протрешь, – сказала жена, проходя мимо и стуча каблучками, – уже с сумочкой, при полном параде.

Хлопнула дверь. На этот раз она не сказала: «Буду поздно», – как обычно. Почему-то она почти всегда предпочитала ночевать дома, а почему – неизвестно. Едва ли из деликатности, какая уж там деликатность, если любовные синяки напоказ? Просто женщины, даже если идут вразнос, сохраняют пристрастие к некоторым бытовым привычкам. Для уверенности, что ли. Впрочем, сам он тоже не любил оставаться ночью у женщин – ни у проституток, ни у случайных бескорыстных подруг. Он только в детстве просыпался с бодростью, с предвкушением радости нового дня, а потом, как начал читать и писать ночами, работать на «скорой», то всегда вставал с тяжелой головой, в смутной тоске, а Наталья в лучшие их годы была с утра веселой, свежей, как птичка, и он это очень любил.

Звонарев присел на табурет в прихожей, достал сигареты. Великая немота… «Тебя, Офелию мою, увел далёко жизни холод…» Ничего не поправить, поздно… Как это у Набокова? «Ибо годы прошли и столетья, и за горе, за муку, за стыд, поздно, поздно, никто не ответит, и душа никому не простит». Он не мог простить жену. Она не должна была его предавать. И он, и она были одинокими людьми, которых судьба не случайно свела вместе. Алексей появился в жизни Натальи накануне загадочной смерти ее отца, им обоим немало попортили крови, пока дело о пропавших секретных документах не заглохло с приходом Горбачева, весной восемьдесят пятого… Он подставил ей плечо, когда ей было трудно, возился с ней, как с ребенком… Мать Натальи быстро вышла замуж, девушка стала чужой в новой семье, только Алексей был ей настоящим другом. Она ушла от матери, и он снимал ей квартиру, помогал ей учиться на факультете журналистики, когда она потеряла всякий интерес к учебе. И не требовал от нее взамен ничего. Они стали близки лишь тогда, когда сама Наталья захотела этого.

В их жизни были чудесные пять-шесть лет… Они поженились, несмотря на враждебное отношение к этому браку матери Натальи, для которой Звонарев, появившийся в ее доме в несчастный день, был невольным вестником беды. Она напророчила дочери, что они всю жизнь проживут в нищете, и даже не пришла на свадьбу. Поначалу казалось, что ее предсказания посрамлены. После Литинститута дела Алексея пошли в гору, он устроился на хорошую работу в издательство, стал наконец печататься. Они копили на квартиру, мечтали завести ребенка… Все рухнуло с крахом перестройки.